Эти странные сближения, или Рассуждения в ходе поисков «Елизаветы Францовой»

Новый очерк Виктора Кушниренко.

Часть первая

 

    Статья Елизаветы Францовой «А. С. Пушкин в Бессарабии. (Из семейных преданий)» была опубликована в журнале «Русское обозрение» в 1897 году. С тех пор ничего не изменилось. Специалисты не выяснили, кто такая Елизавета Францова (Францева), действительно ли она дочь Д. Л. Кириенко-Волошинова. Не изменилось и их отношение к ее воспоминаниям о Пушкине в Бессарабии, которые до сих пор считаются фальсификацией. Но чтобы читатель получил более полное и верное представление о Францовой и ее воспоминаниях, автор данной статьи предлагает ознакомиться с главкой из его статьи «К поэту в Пэулешть (исследование и описание малоизвестного пушкинского маршрута в Молдове)», опубликованной в журнале «Русское поле» в 2019 году.

 

Вместо послесловия, или Почему молчали пушкинисты

 

     В ноябре 2013 года я побывал в Пушкинском доме в Санкт-Петербурге, где в ходе поисков материалов по данной теме, в которых мне активно помогали сотрудники пушкинского кабинета, библиотеки, читального зала, вышел на полный текст хранящихся там воспоминаний Елизаветы Францовой «А. С. Пушкин в Бессарабии. (Из семейных преданий)», которые были опубликованы в журнале «Русское обозрение» в 1897 году (т. 43: №1, с. 20-40; №2, с. 535-559; №3, с. 5-32). Эта публикация с момента выхода в свет считалась пушкинистами и считается фальсификацией.

 

Замечу, фальсификация не простая. Она понятна только специалисту, но не простому обывателю. В основе «семейных преданий», как я заметил, факты, которые имели место в биографии и творчестве Пушкина, но, по моему твердому убеждению, они так умело «поданы» самой Францовой (или с ее участием), что обыватель легко верит ее каждому слову. И потому обратимся хотя бы к одному такому яркому факту. В №3 на с. 30-32 долго и нудно (а это сплошь и рядом и не случайно) рассказывается о том, как наместник Бессарабской области генерал И. Н. Инзов, якобы в ответ на жалобу Д. Руссо, послал Пушкина, «своего чиновника особых поручений», «неисправимого школьника», – «следить за истреблением саранчи, ежегодно наводнявшей почти всю Бессарабию».

 

    Но эта история случилась в Одессе, когда Пушкин находился в подчинении графа М. С. Воронцова. Ни Инзов, ни Д. Руссо, ни сам Пушкин кишиневского периода не имели к ней никакого отношения. Да и поэт вместо длинного рапорта, выдуманного Францовой, доложил о саранче кратко:

 

Саранча летела, летела.

Села.

Всё съела

И дальше полетела.

 

    Ясно, что такие «семейные предания» следует тщательно выверять с истинным положением дел в судьбе Пушкина. Теперь обратимся к тексту воспоминаний.

 

    Именно в статье Францовой находим мы те строки, которые известны по публикации Ивана Халиппы, – «Там все поэта презирают…» Оказывается, У Халиппы не весь текст. Он полностью приводится только у Францовой. Она же замечает, что эти и другие строки извлечены из альбома: «Это было, впрочем, не в Кишиневе, а в довольно большом, так называемом местечке Каларашах, куда нередко приезжал Пушкин на праздники (об этих «праздничных» наездах Пушкина в Калараш нет никаких других сведений – В. К.). Этому любимому им местечку он в одном из альбомов посвятил большое стихотворение, в котором не мало говорилось, для сравнения, также о Кишиневе и его обществе, враждебно будто бы относившемся не только к нему самому, но и ко всему, что только было интеллигентного в городе. Но, главным, впрочем, образом, в стихотворении этом воспевалась красота самих Калараш, как одной из роскошнейших местностей всей Бессарабской области, и выходящие из ряда вон достоинства их обитателей. В памяти моей в настоящее время осталось от этого стихотворения всего несколько строф…» И далее Францова цитирует то, что якобы относится к стихам Пушкина о Калараше и его жителях:

 

…Да, только здесь «изгнанник ссыльный»

В семье чужой, любвеобильной,

Порывы гнева усмирил,

Души строптивость победил,

Отчизну-мачиху простил

И вас всех страстно полюбил…

 

Зачем, скажите, Калараши,

Несут так быстро кони ваши

По гладкой скатерти лугов

Меня, кропателя стихов,

Который глуп и бестолков,

В Проклятый город Кишинев?..

 

    Во-первых, заметим, Пушкин был в Пэулештах, в Калараше в 1821 или, что вернее всего, в августе 1822 года, но никак не в октябре 1823 года, когда он отправил письмо Ф. Ф. Вигелю из Одессы, где жил, в Кишинев со стихами «Проклятый город Кишинев…» Во-вторых, только в VII главе «Евгения Онегина», написанной уже в 1827-1828 годах в Михайловском и Москве, поэт сказал сам что-то подобное в черновом «Альбоме Онегина»:

 

Меня не любят и клевещут
В кругу мужчин несносен я
Девчонки предо мной трепещут
Косятся дамы на меня –
За что? – за то что разговоры
Принять мы рады за дела
Что важны им иные вздоры
[Что знать глупа, что чернь подла]
Что пылких душ неосторожность
Самолю<бивую> ничтожность
Иль оскорбляет иль смешит
Что ум, простор любя, теснит...

 

   Францова заверяла, что Пушкин «снял себе копию в Каларашах». Но такой копии нет нигде и, по всему, и не было. Все это «стихотворение» сотворено далеко не рукою Пушкина. Перед нами еще одна фальсификация. И только как фальсификацию, а не подлинник Пушкина, следует рассматривать все то, что Францова подает как стихи Пушкина. Их писал кто-то другой, но явно не Пушкин. И этот другой, но не Пушкин, так представляет нам Дину Руссо в статье Францовой (№3, с. 22-23):

 

Вы знаете-ль куконо Дино¹?

Каков древнейший, славный род?

Ниняка луй о фост скотина,

Бабака луй о фост ун скот².

Все в Кишиневе уверяют,

Что и прапрадед был с хвостом,

Но только в точности не знают,

Свиньей родился, иль ослом.

Из поколенья в поколенье

Таким манером дело шло

И двух скотов соединенье

Себя на Дино превзошло:

Он был с большою головою,

С огромным вздутым животом,

С жестокой, зверскою душою,

Но с человеческим лицом…

Да впрочем, незачем портрета

Еще точнее рисовать:

Знакома всем фигура эта,

Ее нельзя, ведь, не узнать…

______

¹Господин Дино.

²Мамаша его была скотина, папаша также был скот.

 

 

    Вот на таком отчаянном желании, черня всех и обессмертивая себя «стихами Пушкина», Францова приводит нас к тому, о чем начала так: «Теперь “еще последнее сказание”, и все мои сообщения о Пушкине будут окончены».

 

    По мнению Францовой, поездка Пушкина в Пэулешты выглядела так (№3, с. 29-30): «Как-то раз он вместе с отцом моим (Д. Л. Кириенко-Волошинов, чиновник канцелярии И. Н. Инзова. В пушкинский период таковым не значится. – В. К.) был приглашен в деревню Паулешты, принадлежавшую тому самому помещику, Дино Руссо, на которого он впоследствии написал ту жестокую, но вполне им заслуженную, сатиру, начало которой я поместила несколько выше. Молодые люди не могли приехать в назначенный день и явились в деревню двумя днями позже, так что их там уже не ждали. Подъезжая роскошным лесом к усадьбе, они решили пройти оставшихся две, три версты пешком, привязав к дереву своих лошадей, за которыми думали потом послать кого-либо.

 

    Уже подходя продолжавшимся лесом вплоть до самого двора, путешественники вдруг услышали какие-то раздиравшие душу женские крики, вслед за которыми прогремел им в ответ сильный голос неведомого мужчины, оказавшегося никем иным, как самим хозяином этой деревни. Молодые люди, еще ничего не видя, в ужасе остановились на месте и стали прислушиваться к дальнейшему. И вот опять стихнул грозный голос мужчины и снова начались рыдания женщины, сопровождаемые такими словами:

 

    – О, яртэмэ, домнуле, ярты мэ. Фэ тот ч еврей ку трупул меу, нума ну’нь стрика фаца мэ, пэкатоса че н’ио дат свынтул меу Домнезеу…¹

     На это жалобное воззвание женского голоса помещик хрипло, но громко заорал во все горло следующее приказание:

     – Таче, бластемата фата дракулуй; ну дескидэ гура та, чей спуркатэ, шэ рэ…²

      ____

 

¹ О, прости меня, господин мой, прости… Делай все, что хочешь с телом моим, но не порть мне лица моего грешного, которое дал мне святой мой Бог…

² Молчи, проклятая, чертовская девка… Не открывай своего рта загаженного и злого…

 

    Все это слышали молодые люди уже под самым балконом, а вслед затем увидели такую картину: посреди балкона стояла привязанная к столбу какая-то высокая и совсем голая молодая женщина с длинными, распущенными, волнистыми волосами, которые, как мантией, покрывали все тело ее на много ниже колен. Сам помещик стоял тут-же около нее и, обмакивая громадную кисть в ведро с дегтем, мазал ею куда попало несчастную женщину (видимо крепостную цыганку), отчаянно вертевшею головой туда и сюда, в надежде спасти от этой мазни хоть лицо… Отец мой еще не успел как следует рассмотреть все вышеописанное, как Пушкин уже во весь дух мчался по лестнице вверх. Скоро с балкона раздался страшный, нечеловеческий рёв хозяина усадьбы, на который издали бежали со всех сторон обоего пола дворовые. Когда мой отец с своей стороны очутился на том балконе, то первое, что ему бросилось в глаза, было бледное, как смерть, лицо Пушкина, спешно освобождавшего молодую женщину от веревок. Затем тут-же неподалеку он увидел распростертого на полу помещика с окровавленною головой и лицом и толстую, налитую свинцом, палку поэта, серебряный набалдашник которой изображал мертвую голову…»  

 

    Жестокая сцена. Она явно придумана Францовой. Но в ее основе факт: Пушкин, действительно, гостил в Пэулештах по приглашению Дину Руссо и поссорился ним из-за цыганки (или цыгана), которую жестоко избивал помещик и которую пытался защитить поэт. И местные жители помнят о нем и об этой драме в доме Дину Руссо, передают это из века в век как легенду.

 

    Мы не раз еще в жизни столкнемся с подобно поданными нам Францовой «преданиями» о Пушкине и фальсификациями, выдаваемыми за произведения самого поэта. Поэтому будем сдержанными и в данном случае основываться лишь на том, что действительно ведет нас к истинному Пушкину и его поездке в Пэулешты. Остальное пусть пребывает в легендах, которых также немало на земле Молдовы.

 

    P. S. В 2021 году в газете «Троицкий вариант» (№ 331) опубликована статья «Дракул руссул. Об одной апокрифической остроте А. С. Пушкина». Ее автор Илья Виницкий, докт(ор) филол (огических) наук, профессор кафедры славянских языков и литератур Принстона. Он не стал искать критику на воспоминания Францовой. Поверил ей и использовал слово в слово. А жаль…

 

 

Часть вторая

 

От Адольфа Францева до Анны Францевны Мирецкой

 

    Итак, перед нами воспоминания о Пушкине в Бессарабии, написанные довольно одаренным человеком, возможно, писателем.

 

   Он хорошо знает места, где расположены Калараш, Пэулешты, усадьба боярина Дину Руссо, знает и самого помещика. Жил ли в этих местах, или бывал там Кириенко-Волошинов, не известно. Но он точно не служил при Инзове, когда в Кишиневе находился опальный Пушкин.

 

   Воспоминания Францовой связаны с воспоминаниями Фадеева. И это наводит на мысль, что между Францовой и Фадеевым может быть какая-то родственная связь.

 

   Но не будем гадать. Обратимся к некоторым фактам.

 

   Маркиз де Бандре дю Плесси, Бандре дю Плесси Адольф Францевич (1729-1793), генерал-поручик русской армии и дипломат был женат на Елене Ивановне Бриземан фон Неттиг, от которой имел единственную дочь Генриетту (-1812), вышедшую замуж за генерал-майора, князя Павла Васильевича Долгорукова (1755-1837). Об этом рассказано подробно в «Воспоминаниях» саратовского губернатора, тайного советника Андрея Михайловича Фадеева (1789-1867), мужа внучки маркиза де Бандре дю Плесси, княжны Елены Павловны Долгоруковой (1789-1860).

 

    Княжна вошла в историю как удивительная женщина. Свободно говорила на 5 языках, прекрасно рисовала и музицировала. Ее интересовали археология, ботаника, минералогия, нумизматика, орнитология, другие науки. К ее мнению прислушивались ученые Европы, с которыми она находилась в переписке. Автор более 70 томов рисунков цветов, древностей, монет и переписанных ею редких экземпляров сочинений.

 

   Елена Павловна Фадеева родила дочь Елену Андреевну Ган (1814-1842), которая стала известной русской писательницей. Ган видела Пушкина. Сохранился ее альбом со списками 16 стихотворений Пушкина.

 

Впоследствии, родная сестра Елены, Екатерина, вышла замуж за Юлия Федоровича Витте (1814-1867), от брака с которым родился будущий российский государственный деятель, министр финансов России Сергей Юрьевич Витте (1849-1915). Елена Ган приходилась родственницей по тете, Анастасии Павловне Сушковой, поэтессе Евдокии Растопчиной и двоюродной сестрой мемуаристке Екатерине Сушковой, приятельнице Лермонтова. Ее родственником по матери был известный поэт  Иван Михайлович Долгоруков, внук автора «Своеручных записок» Натальи Долгорукой и первый их издатель, а также поэт Ф. И. Тютчев. Напомним, сын Долгорукова, князь П. И. Долгоруков, служил в Попечительном комитете при Инзове, знал Пушкина, он автор содержательного дневника о жизни поэта в Бессарабии. Замуж Елена вышла в 16-летнем возрасте за капитана Петра Алексеевича Гана (1798-1873), происходившего из древнего рода прибалтийских немцев.

 

   В 1815 году Фадеевы переезжают из Киевской губернии в Екатеринослав. Рождаются еще дети – Екатерина, Надежда и Ростислав. Тут Елена Андреевна Ган родила дочь Елену – первую внучку Фадеева (Елену Блаватскую).

 

   С 1834 года семья Фадеева живет в Одессе – рядом с Бессарабией. В 1842 году Елена Ган умирает, все заботы о ее детях – Елене, Вере и Леониде –

легли на плечи Фадеевых.

   В семье хорошо знали Пушкина. По делам колонистов Фадеев, управлявший Екатеринославской контрой, не раз приезжал в Кишинев к И. Н. Инзову, общался с опальным Пушкиным, ночевал в его комнате. Он оставил «Воспоминания» о поэте, не всегда объективные и верные, что нашло отражение в статье Францовой. Вот как Фадеев, надуманно, пишет о Пушкине и саранче: «В этом же году я также побывал в Бессарабии, по случаю переезда генерала Инзова на жительство в Кишинев. Он был назначен к исправлению должности наместника в Бессарабии. Там я познакомился и с Пушкиным, сосланным в Кишинев на покаяние за свои шалости, под руководство благочестивого Инзова, у которого в доме и жил. Шалости он делал и саркастические стихи писал и там. Помню, между прочим, как он, однажды поссорившись за обедом у Инзова с членом попечительного комитета Лановым, человеком хорошим, но имевшим претензию на литературные способности, коими не обладал, и к тому еще толстую, неуклюжую фигуру, обратился к нему с следующим экспромтом:

 

Кричи, шуми, болван болванов,

Ты не дождешься, друг мой Ланов,

Пощечин от руки моей.

Твоя торжественная рожа

На … так похожа,

Что только просит киселей.

 

    Инзов велел им обоим выйти вон. Ланов вызывал Пушкина на дуэль, но дуэль не состоялась; Пушкина отправили в отдаленный город истреблять саранчу, а Ланов от огорчения заболел».

 

   Ныне всем хорошо известно, что на саранчу поэта отправил граф М. С. Воронцов. И это было в Одессе в 1824 году. Но эпизод с саранчой, даже словами, близок надуманным описаниям Францовой о том, как Инзов наказал Пушкина за ссору с Дином Руссо. Во-первых, наказания из-за ссоры поэта с Руссо не было. Во-вторых, Фадеев опубликовал свои воспоминания о Пушкине в «Русском архиве» в 1891 году. Полные были напечатаны в Одессе в 1897 году. В 1897 году вышла и Францова.

 

   Согласно преданию, по просьбе Фадеева, Пушкин передал его жене собственноручные рукописные поэмы «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан». Этот подарок жена, любившая поэзию, приняла с восхищением, говорила о Пушкине как о гениальном поэте. Сохранились альбомы супругов Фадеевых со списками стихотворений и поэм Пушкина.

 

   Фадеевых не стало в Грузии. Но они успели воспитать, как принято считать, блестящую плеяду детей и внуков. Дочь Елена, как мы уже говорили, стала писательницей, сын Ростислав – артиллерийским генералом, военным писателем-публицистом, историком, дочь Надежда – известным в Одессе педагогом. Внуки: всемирно известная создательница теософского учения и теософского общества, писательница Елена Петровна Блаватская, детская писательница Вера Петровна Желиховская, выдающийся государственный и политический деятель Сергей Юльевич Витте.

 

Теперь обратимся к поэтессе Евдокии Петровне Ростопчиной (ур. Сушковой) (1811-1852). Она была замужем за богатым графом, сыном московского генерал-губернатора Ф. В. Ростопчина, писателем-библиографом Андреем Федоровичем Ростопчиным (1813-1892), родила двух дочерей и сына. Ольга Андреевна (1837-1916) стала женой Джузеппе Торниелли Брусатти, графа ди Вергано (1836-1908). Он был итальянским дипломатом в Румынии и Франции. С мужем жила в Италии, но похоронена в Париже. Больше мы о ней пока ничего не знаем. Ее сестра графиня Лидия Андреевна (1838-1915) стала писательницей, выехала во Францию в конце 1860-х-1870-х годов, жила также в Ницце, Париже. С собой она увезла подаренную Жуковским ее матери-поэтессе рабочую тетрадь Пушкина. Эта тетрадь была с Евдокией Петровной в Анне. Лидия жила довольно бедно и была вынуждена продать эту бесценную тетрадь. Правда, реликвию удалось вернуть в Россию. В 1912 году она издала любопытную «Семейную хронику». Тогда приезжала в Россию. Замужем не была. Ее «Хроника» переиздана в 2011 году.  

 

   А вот Ростопчин женился еще раз. И что очень любопытно, его женой стала вдова капитана Франца Александровича Мирецкого – Анна Владимировна (ур.Скоробогач) (-1901, Одесса). В 1885 году он удочерил Анну Францевну Мирецкую (1876, Петербург-). И опять нет никаких подробностей.

 

   Но невольно приходится думать, что Елизавета Францова, возможно, вымышленное имя – псевдоним. Может быть, поэтому о ней ничего не известно по сей день.

 

   Странно, но она везде, с самого начала статьи, говорит «Кириенко-Волошинов», как о безродном человеке, у которого нет ни имени, ни отчества, замечая при этом: «истинно русский служащий молодой дворянин, по фамилии Кириенко-Волошинов. Это и был мой отец…». Лишь однажды в уста Пушкина она вложила имя «Димитрий». Но стал бы Пушкин истинно русского дворянина Дмитрия называть на молдавский манер «Димитрием»!?.. Был еще «брат», умерший вслед за «отцом». Была еще «мать»… И все безродные. Вот так русские дворяне!..

 

   Оправдываясь, Францова говорит: «Меня в это время уже не было в Кишиневе».

 

    Заглянула бы в «Месяцеслов». В 1833 году Дмитрий Логинович Кириенко-Волошинов (Волошин) впервые указан как журналист канцелярии Попечительного комитета о колонистах южного края России. С 1938-1939-го – он заседатель Кишиневского земского суда. Об этом сказано и в 1840-1842 годах.

Заключение

 

    В основе публикации Елизаветы Францовой «А. С. Пушкин в Бессарабии. (Из семейных преданий)», вышедшей в журнале «Русское обозрение» в 1897 году, действительный факт пребывания опального Пушкина в Пэулештах, расположенных близ Калараша.

 

   Пушкин хорошо знал братьев Руссо, Якова и Дину, их семейство, общался с ними в Кишиневе. По приглашению Дину Руссо, скорее всего в 1822 году, когда тот стал членом Верховного совета Бессарабской области, он посетил Пэулешты, усадьбу Дину Руссо. Здесь он вскоре поссорился с боярином из-за притеснения дворовых цыган и уехал. Но память о пребывания поэта в этих местах жива и ныне. Сохранилась старая усадьба Дину Руссо, его сад, владения, поляна с солнечными часами из более чем 200-летних сосен, платан, которому уже свыше 300 лет. Рядом родник «Пушкин». (См. «Виктор Кушниренко. К поэту в Пэулешть (исследование и описание малоизвестного пушкинского маршрута в Молдове». «Русское поле», 2019 год.)

 

   Если бы Францова написала семейные предания, то она бы указала настоящие имена (себя, отца, мать, брата и пр.), но этого нет – все условно, вымышлено. Следовательно, нет и семейных преданий.

 

   Дмитрий Логинович Кириенко-Волошинов (Волошин) – реальное лицо. Да вот беда. Пушкин был в Бессарабии в 1820-1824 годах, а сведения о Д. Л. Кириенко-Волошинове можно найти не ранее 1833 года. С поэтом у него не было ни встреч, ни общения, ни поездки в Пэулешты. Поэтому вымышлено не только утверждение Францовой, что ее отец был «сослуживцем поэта», но и многие страницы, повествующие об их отношениях в Кишиневе.

 

   Перед нами умышленно сфальсифицированные «семейные предания» с той целью, чтобы любой ценой связать себя с именем Пушкина, связать и – чернить поэта. Но нет никаких оснований для такой связи и поныне.

 

   Нет никаких реальных подтверждений о личности самой Елизаветы Францовой.

 

Небольшое отступление

 

    Было бы несправедливо, если бы мы не вернулись к Ольге Ростопчиной. Она родилась в год смерти Пушкина. А вот ее мать, Евдокия Петровна, не только знала Пушкина, но и часто общалась с ним с 1827 года. А на ее обедах с участием Жуковского, Вяземского и других литераторов произошло, как считают, «более короткое сближение» Ростопчиной с Пушкиным. Он мог рассказать ей о своем пребывании в Бессарабии.

 

   Посетила ли Ольга Ростопчина Бессарабию, была ли в Кишиневе, неизвестно. Но в 1863 году она познакомилась с Джузеппе Торниелли Брусато, графом ди Варгано. Он был из итальянской знати, пьемонтских дворян. Родился в Новаре. Окончил Туринский университет. С 1859 года – на дипломатической службе. До 1860 года был атташе посольства Италии в Османской империи. С 1863-го – секретарь посольства в России, затем – с дипломатической миссией в Греции. Второй раз побывал в Петербурге в 1885 году. Но женился на Ольге еще в феврале 1863 года и увез ее в Грецию.

 

    С 6 июля 1879 года по 25 декабря 1887 года – чрезвычайный посланник и полномочный министр в Княжестве Румыния, одновременно аккредитован в Королевстве Сербия. Через несколько месяцев его отозвали из Белграда из-за того, что он полагал – все проблемы славянских народов следует решать с учетом их интересов. Его стали считать русофилом и антиавстрийцем. В Бухаресте, в 1885 году, он закончил работу над «образцовыми мемуарами» о Румынии в 500 страниц, опубликованными министерством. Много путешествовал по Румынии. Возможно, с женой был и в Бессарабии, в пушкинских местах. Детей у них не было. Но была приемная дочь – Вирджиния Лаццари. Далее – посланник в Испании, Соединенном Королевстве. В 1895-1908 годах – посол во Франции. Награжден высшим орденом Италии – Благовещения. Ольга пережила его на 8 лет, умерла, как и он, в Париже.

 

   В 1885 году граф с женой посетил Петербург, оставаясь посланником в Румынии. Возможно, тогда, он не следовал в Россию через Италию, а воспользовался более коротким путем – и отправился в Петербург по железной дороге из Бухареста в Яссы, Унгены, Кишинев, Бендеры, Тирасполь, Раздельную, Киев…

 

Верят Францовой не все…

 

   Фрагменты из ее «семейных преданий» гуляют по статьям исследователей, различного рода сочинителей-любителей и увесистым томам писателей. Гуляют по России, гуляют по Молдове… Тем более, приятно было читать добротную книгу Ефима Друца и Алексея Гейсслера «Цыгане. Очерки» (М., 1990). В главе «Цыганский миф. Пушкин и цыгане» они пишут: «В журнале “Русское обозрение” (Москва, 1867, т. 43, 44) были опубликованы воспоминания Елизаветы Францевой “А. С. Пушкин в Бессарабии (Из семейных преданий)”. Отец Е. Францевой, молодой дворянин Д. Кириенко-Волошинов, вместе с Пушкиным служил в Кишиневе в канцелярии начальника края Инзова. По свидетельству Е. Францевой, молодые люди были дружны, хотя и находились порой в сложных отношениях. Совсем юная в то время Е. Францева была свидетельницей этих отношений. И вот спустя сорок шесть лет после описываемых событий на свет всплывают “семейные предания”, сюжет которых вполне мог лечь в основу хорошего детектива. Вероятно, чтобы придать воспоминаниям большую достоверность, Е. Францева привела массу живописных подробностей. Однако благодаря именно этим подробностям ясно, что весь рассказ Е. Францевой – абсолютный вымысел. Так Е. Францева рассказывает, как цыганка предсказывала Пушкину его судьбу. Она нагадала ему и блестящую карьеру, и намекнула, что в будущем он будет близок к царю, и предсказала женитьбу на красавице, которая “и старого сапога его не стоит” и из-за которой он погибнет на дуэли, причем именно зимой. Но Е. Францева не ограничилась этим, она пустилась в пучину этнографических изысканий и, естественно, немедленно там утонула. Она нарисовала сцену цыганского венчания, изобразила другие обряды. Ничего общего с подлинно цыганскими обрядами они не имеют».

 

   Побольше бы таких суждений и заключений. Ведь, надо же, когда-нибудь покончить с этой «францовщиной».

 

Виктор Кушниренко, пушкинист

На снимках:

Первые экскурсии по пушкинским Пэулештам.

Новости на Блoкнoт-Молдова