Тайный поход Пушкина из Кишинева в Яссы

13 июня 1821 года турки вошли в Яссы. Князь Г. М. Кантакузин со своим отрядом отступил в местечко Скуляны, расположенное на правом берегу реки Прут. 

По его приказу тут начали сооружать редут –  треугольник с 8 орудиями. Вокруг сооружения бросали деревья, чтобы защититься от турецкой конницы.

    Но полковник не стал дожидаться сражения. Он перешел на русский берег. С ним были военачальники. Князь предложил им  остаться на левом берегу. Военачальники возмутились, бросили князя и вернулись на правый берег Прута. С ними было 400 воинов. Новым командиром был избран Танасис (Афанасиос) Карпенисиотис. Это был опытный военный. Участник Русско-турецкой войны 1806-1812 годов, полковник, кавалер ордена св. Владимира.  После 1812 года был командиром охраны господаря Михаила Водэ. В 1818-м вступил в тайное общество «Фелики Этерия». 5 марта 1821 года, когда Александр Ипсиланти прибыл в Яссы, встал под его знамена.

   17 июня турецкий Кехая-бей вышел из Ясс с 4 тысячами всадников, 2 тысячами пехотинцев и 6 орудиями. Вскоре он прибыл на Прут. На левом берегу реки стояли русские: 2 батальона пехоты и батальон казаков под командованием генерала Забанеева (Сабанеева). За событиями наблюдали наместник Бессарабии генерал-лейтенант  И. Н. Инзов и другие.

    Ставракис первым атаковал турок, взял деревню. В контратаку пошла турецкая пехота. Но отступила. Сражение длилось 8 часов. Карпенисиотис пал героем, как и многие другие этеристы. Скулянское сражение подробно представлено Пушкиным в повести «Кирджали». У Пушкина оно длилось два дня – 17-18 июня.

    «Сражение под Скулянами, кажется, никем не описано во всей его трогательной истине. Вообразите себе семьсот человек арнаутов, албанцев, греков, булгар и всякого сброду, не имеющих понятия о военном искусстве и отступающих в виду пятнадцати тысяч турецкой конницы. Этот отряд прижался к берегу Прута и выставил перед собою две маленькие пушечки, найденные в Яссах на дворе господаря и из которых, бывало, палили во время именинных обедов. Турки рады были бы действовать картечью, но не смели без позволения русского начальства: картечь непременно перелетела бы на наш берег.

    Начальник карантина (ныне уже покойник), сорок лет служивший в военной службе, отроду не слыхивал свиста пуль, но тут бог привел услышать. Несколько их прожужжали мимо его ушей. Старичок ужасно рассердился и разбранил за то майора Охотского пехотного полка, находившегося при карантине. Майор, не зная, что делать, побежал к реке, за которой гарцевали делибаши, и погрозил им пальцем. Делибаши, увидя это, повернулись и ускакали, а за ними и весь турецкий отряд. Майор, погрозивший пальцем, назывался Хорчевский. Не знаю, что с ним сделалось.

    На другой день, однако ж, турки атаковали этеристов. Не смея употреблять ни картечи, ни ядер, они решились, вопреки своему обыкновению, действовать холодным оружием. Сражение было жестоко. Резались атаганами. Со стороны турков замечены были копья, дотоле у них не бывалые; эти копья были русские: некрасовцы сражались в их рядах. Этеристы, с разрешения нашего государя, могли перейти Прут и скрыться в нашем карантине. Они начали переправляться.

    Кангагони и Сафьянос остались последние на турецком берегу. Кирджали, раненный накануне, лежал уже в карантине. Сафьянос был убит. Кантагони, человек очень толстый, ранен был копьем в брюхо. Он одной рукою поднял саблю, другою схватился за вражеское копье, всадил его в себя глубже и таким образом мог достать саблею своего убийцу, с которым вместе и повалился.

    Все было кончено. Турки остались победителями. Молдавия была очищена. Около шестисот арнаутов рассыпались по Бессарабии; не ведая, чем себя прокормить, они все ж были благодарны России за ее покровительство. Они вели жизнь праздную, но не беспутную. Их можно всегда было видеть в кофейнях полутурецкой Бессарабии, с длинными чубуками во рту, прихлебывающих кофейную гущу из маленьких чашечек. Их узорные куртки и красные востроносые туфли начинали уж изнашиваться, но хохлатая скуфейка все же еще надета была набекрень, а атаганы и пистолеты все еще торчали из-за широких поясов. Никто на них не жаловался. Нельзя было и подумать, чтоб эти мирные бедняки были известнейшие клефты Молдавии…»

   Когда повесть вышла в свет, даже те, кто видел это сражение, поражались удивительной пушкинской  точности и верности деталей. Пушкин предстал перед современниками как блестящий писатель-историк и писатель-баталист.  Тогда и родилась легенда о том, что опальный поэт в те горячие июньские дни сам побывал в Яссах и на месте Скулянского сражения.

    В 2004 году в статье «Повесть А. С. Пушкина “Кирджали” в свете мифопоэтических традиций» Е. П. Панова пишет: «Среди произведений Пушкина особое место занимает повесть “Кирджали”, напечатанная в 1834 г. в “Библиотеке для чтения”. Эта повесть, или очерк, основана на подлинном историческом событии, свидетелем которого был сам Пушкин в 1821 г. во время пребывания в Бессарабии… ».

   Когда же Пушкин мог побывать в Яссах и на месте Скулянского сражения?

   13 июня – Кехая-бей вошел в Яссы, к Пруту направился 17 июня. Накануне, 16 июня – турки столкнулись с этеристами близ Ясс, затем – близ села Стенка. Этеристы отступили к Скулянам.

    По воспоминаниям подполковника И. П. Липранди, князь Георгий Матвеевич Кантакузин, имея около 800 человек, но теснимый турками, отступил из Ясс в Скуляны. Он отдал приказ строить перед «самым перевозом из нашего карантина» ряд  тет-де-пона. Многие были против этого и требовали уйти в горы. Князь стоял на своем, и его решено было убить.  Князь с капитаном Ходж-оглу и другими перешел на русскую сторону – в карантин. Это случилось за «четыре дня» до сражения. Иными словами, Кантакузин перешел Прут 14 июня. 16 июня – генерал Инзов находился еще в Кишиневе. В этот день он отправил рапорт императору о делах греков. Очевидно, с его разрешения княгиня Елена Михайловна Кантакузина, сестра лицеиста А. М. Горчакова, отбыла в Скуляны, узнав об измене князя-мужа.

    По воспоминаниям Липранди, княгиня прибыла в Скуляны прямо к дому генерал-лейтенанта Д. Н. Бологовского, чтобы получить у него разрешение вызвать князя в переговорную. К ней вышли генерал Бологовский, подполковник Липранди… Это случилось 14-15 июня. Княгиня была в слезах. Ее успокоили и провели пешком в карантин.

   Пушкин внимательно следил за событиями на Пруте, тем более, что все первым делом являлись к Инзову. 16-17 июня генерал сам отбыл на Прут. Пользуясь его чрезвычайной занятостью, отлучкой, отъездом княгини на Прут, Пушкин в эти дни и мог сам тайком исчезнуть из Кишинева и направиться за Прут. О том, как передвигаться до Прута, за Прут – в Яссы и обратно, поэт прекрасно был осведомлен в результате многочисленных встреч с разведчиками, неоднократно навещавшими Липранди. Чаще всего в таких делах (подобное случается и в наши дни) путники изображали простого глухонемого в худой одежонке, который ищет за Прутом сбежавшую корову. Дело обычное, житейское – никто никого не задерживал… По всему, маршрут Пушкина был таким: Кишинев-Негрешты-Кэлэраш-Волчинец-Старые Редены-Резина-Скуляны-река Прут-Яссы-река Прут-Скуляны-Резина-Старые Редены-Волчинец-Кэлэраш-Негрешты-Кишинев.

    В воспоминаниях Липранди, как и у Пушкина в повести, сказано, что сражение шло два дня. Он же в примечаниях, заметил, что на Пруте находились также корпусный генерал  И. В. Сабанеев, которому в Кишиневе подполковник вручил рапорт с подробным описанием события, были тут и два батальона в колоннах, подполковник Камчатского полка  Георгий Софиано (его брат погиб в этом сражении), майор Охотского полка Карчевский, начальник бессарабских карантинов С. Г. Навроцкий. А находившийся с бригадой генерал Д. Н. Бологовский, угрожая,  запретил командующему турками Салих-паше применять пушки.

    На берегу Прута в день сражения стоял и подпоручик А. Ф. Вельтман, оставивший свои воспоминания. Сражение завершилось массовым бегством жителей к переправе на русский берег. Толпа неслась «в колясках, в каруцах, верхом, пешком, с страхом, говором и шумом…» А турки добивали этеристов и всех плывущих по реке.

   На Пруте был в те дни и прапорщик В. П. Горчаков. П. С. Шереметев полагал, что именно  его рассказ «дал некоторые черты для повести Пушкина “Кирджали”» .

   Как и многие офицеры, Пушкин надеялся, что Россия вступит в войну с Турцией, поддержит греков в их стремлении к независимости. В 1821 году в стихотворении «Война» поэт восклицал:

Война! Подъяты наконец,
Шумят знамена бранной чести!
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
И сколько сильных впечатлений
Для жаждущей души моей!
Стремленье бурных ополчений,
Тревоги стана, звук мечей,
И в роковом огне сражений
Паденье ратных и вождей!
Предметы гордых песнопений
Разбудят мой уснувший гений! –

Все ново будет мне: простая сень шатра,
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
И смерти грозной ожиданье.
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Кончину ль темную судил мне жребий боев?
И все умрет со мной: надежды юных дней,
Священный сердца жар, к высокому стремленье…

Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая еще не закипела?

    Но этого не случилось. Царь отступил под натиском Европы. Греки были в отчаянье. Греция обрела независимость только в 1830 году.

На снимке:

Скулянская битва у реки Прут в 1821 году. Репродукция с картины немецкого художника П. Г. Л. фон Гесса.