Ему должны быть благодарны жители Молдовы, Украины и Румынии. Доктор И. Б. Шлегель

«Я молокосос, а вы - виносос», - заметил Пушкин.

Вспоминая Кишинев времен пребывания в нем опального Пушкина, близкий друг поэта, квартирмейстер 16-й пехотной дивизии, прапорщик В. П. Горчаков писал: «Один чиновник Областного правления (И. Н. Ланов – В. К.) был приглашен на обед, где находился и Пушкин; за обедом чиновник заглушал своим говором всех, и все его слушали, хотя почти слушать было нечего, и наконец договорился до того, что начал доказывать необходимость употребления вина, как лучшего средства от многих болезней. “Особенно от горячки”, – заметил Пушкин. – “Да, таки и от горячки, – возразил чиновник с важностью, – вот-с извольте-ка слушать: у меня был приятель, некто Иван Карпович, отличный, можно сказать, человек, лет десять секретарем служил; так вот, он-с просто нашим винцом от чумы себя вылечил: как хватил две осьмухи, так как рукой сняло”. При этом чиновник зорко взглянул на Пушкина, как бы спрашивая: ну, что вы на это скажете? У Пушкина глаза сверкнули; удерживая смех и краснея, он отвечал: “Быть может, но только позвольте усомниться”. – “Да чего тут позволить, – грубо возразил чиновник, – что я говорю, так – так; а вот вам, почтеннейший, не след бы спорить со мною, оно как-то не приходится”. – “Да почему же?” – спросил Пушкин. – “Да потому же, что между нами есть разница”. – “Что ж это доказывает?” – “Да то, сударь, что вы еще молокосос”. – “А, понимаю, – смеясь, заметил Пушкин, – точно есть разница: я молокосос, как вы говорите, а вы виносос, как я говорю”. При этом все расхохотались, противник ошалел».

    Пушкин, переболевший на юге горячкой, присутствовавший на похоронах старой молдавской княгини, скончавшейся от холеры, довольно весело относился к подобным болезням, что впоследствии нашло отражение в «Пире во время чумы».

    Но в Бессарабии чумы боялись все, в том числе и молодой опальный Пушкин. И каждый раз, когда она расправляла свои смертоносные крылья над Бессарабией, запрутской Молдовой, Валахией, на борьбу с ней отправляли доктора медицины Ивана Богдановича Шлегеля. Этот человек так решительно был настроен против этой эпидемии, что часто и сам просился в наши места, дабы спасать живущих тут людей.

   По воспоминаниям прапорщика В. П. Горчакова, следуя из Кишинева в Киев и Москву в отпуск, 26 декабря 1820 – он остановился в главной квартире 2-й армии, в Тульчине. Пока братья Орловы общались с начальством, он диктовал офицерам новую молдавскую песнь Пушкина «Черная шаль». Горчаков писал: « У Бурцева свиделся с доктором главной квартиры И. Б. Шлегелем, которого глубокие сведения, приобрели ему безукоризненное уважение. И. Б. уважали не только служившие  в главной квартире и армии, но все те, которые только  почему-либо его знали; его бескорыстие и самоотвержение становились примером. Начальник штаба (генерал П. Д. Киселев – В. К.) отличал Шлегеля особым вниманием, и в этот день он был приглашен к обеду».

   В 1816 году Шлегель вышел в отставку из-за контузии.  Но уже с 1818 года он вновь на военной  службе –  при главной квартире в качестве помощника генерал-штаб-доктора 2-й армии С. Ф. Ханова, своего большого друга.  А в  сентябре 1819-го, по личной просьбе,  Шлегель отправлен в Бессарабию на борьбу с чумой.

    Приехал в Кишинев, где тотчас привел в порядок все карантины в окрестностях города. Здесь, впервые в истории России,  организовал научно обоснованную борьбу с чумой. По образцу Брайковского был учрежден   организованный 2-й лазарет в селе Савка (на севере Бессарабии, в 10 верстах от Атак).  Для полного обследования болезни он, первый из русских врачей, стал вскрывать трупы умерших больных. Рискуя ежеминутно заразиться, находился постоянно в наиболее зачумленных селениях.  Результаты  сказались быстро:  из 75 человек зачумленных умерло при нем только 34. Стараниями Шлегеля и всех местных врачей, властей эпидемия отступила. В конце мая 1820 года доктор вернулся в Тульчин, где пожалован ему орден св. Анны 2 ст. А 20 июня 1820 году он был назначен дивизионным доктором 16-й пехотной дивизии, которую вскоре возглавил генерал-майор М. Ф. Орлов, друг ссыльного А. С. Пушкина, прибывшего в Кишинев 21 сентября 1820 года. Однако, будучи при этой должности, Шлегель продолжал находиться в главной квартире 2-й армии в Тульчине, так как граф Витгенштейн не отпускал его от себя.

    В январе 1825 года Щлегель  вновь сам попросился в Бессарабию, где вспыхнула новая эпидемия чумы.  Проездом прибыл к  полномочному наместнику Бессарабии графу М. С. Воронцову. Тот отправил его в Барту с широкими полномочиями. Болгарская колония Барта находилась  на юге Бессарабии, у озера Ялпуг, близ Болграда. К 1 марта – эпидемия была прекращена. Шлегель вернулся в Тульчин. Он был награжден алмазными знаками к ордену св. Анны и 1500 рублями. Отправился на лечение на Кавказ. На Кавказских минеральных водах исследовал свойства местных источников.  

   С 7 мая 1828 года  – главный медик 2-й армии с правами и жалованием корпусного штаб-доктора. В это время невиданной силы эпидемия вспыхнула в Бухаресте. Местные врачи растерялись.  И 18 мая  Шлегель был срочно командирован в Бухарест. Установив, что это эпидемия чумы, дал четкие указания  комиссии. Но местные врачи полагали, что это не чума. После возвращения Шлегеля в Тульчин его указания не выполнялись. В итоге чума перебросилась на походный корпус под Журжей.  Шлегель срочно ввернулся в Бухарест. На этот раз он организовал отправку больных из лагеря в Латуновский монастырь, где создал отделение корпусного лазарета.  Были  осмотрены все в осадном корпусе и близлежащих селах.  Установлены строгие карантины.  Все зачумленные дома пришлось сжечь.  Но чума свирепствовала уже в 70 селах Валахии. Шлегель в срочном порядке организует 10 больших госпиталей и серию малых чумных лазаретов.  Он лично проверил каждую зачумленную деревню. В декабре эпидемия отступила, но только на три месяца. Опять не все следовали его требованиям, в том числе и в Бухаресте.  В марте 1829-го чума разразилась с новой силой.  В июне она уже свирепствовала в  Слутине, Тукишане, Галаце, Браилове и в Яссах. А в Молдове в то время было огромное скопление войск. И генерал-штаб-доктор 2-й армии Х. Х. Витт не желал признавать чуму эпидемией. Он был против карантинов. Эпидемия отступала с трудом. По просьбе графа Воронцова, Шлегель был  назначен дивизионным врачом при нем и инспектором Одесской врачебной управы.  Отмечен орденом св. Владимира 3 ст.

   При жизни  на него свое внимание обратил император Николай I – пожаловал ему почетное звание лейб-медика. В ходе Польской кампании вспыхнула эпидемия холеры, и Шлегель был отправлен в Польшу. С 1831-го – главный доктор всех варшавских госпиталей. С 1832-го – генерал-штаб-доктор армии. Награжден орденом св. Станислава 2 ст. со звездой.

   Иван (Иоганн) Богданович Шлегель (19.VIII.1787, Рига-20.IX.1851, Петербург), действительный статский советник, доктор медицины, президент Императорской Медико-хирургической академии, почетный лейб-медик.

    Его отец был известным доктором богословия. Когда Ивану исполнилось три года, семья переехала из Риги в Грейфсвальд, где шведский король предложил отцу должность генерал-суперинтенданта округа и острова Рючена. Иван учился в Иене, потом – в Бамберге, слушал лекции по медицине. В 1803 году стал доктором медицины и обосновался в Вене, продолжая совершенствование знаний в университетах.  Его присмотрел русский посол в Вене князь А. В. Куракин. Он пригласил его на службу в Россию. С 1808-го – лекарь Эстландского мушкетерского полка, преобразованного в 42-й егерский. Участвовал в Русско-турецкой войне 1806-1812 годов, рискуя жизнью спасал  раненых на полях сражений. В 1809 году дважды контужен. И это мучило его всю жизнь. Перед Отечественной войной 1812 года  – старший лекарь 5-го егерского полка. Был в 30 сражениях, в том числе при Смоленске, Шевардине, Бородине, Малоярославце, Вязьме, Красном и др. Дошел до Парижа.  Был под Лейпцигом, Магдебургом, Гамбургом – награжден орденом св. Владимира 4 ст.

   С 1833 года – по его желанию, старший врач Рижского госпиталя. А с 1834-го – старший врач Московского военного госпиталя.  Наконец, в 1838 году Шлегель стал первым президентом Императорской Медико-хирургической академии.  Жил в Петербурге, покоится на Смоленском евангелическом кладбище. Рядом могила жены – Елены-Элеоноры Шлегель (ур. фон Паукер) (24.XI.1817-27.I.1840). Могилы супругов не сохранились.

   Награжден орденами в 1843-м –  св. Станислава 1 ст., в 1846-м – св. Анны 1 ст., в 1850-м – св. Владимира 2 ст. Шлегель оставил богатый медицинский журнал, который вел почти во всю свою службу, отрывки из этого журнала напечатаны К. К. Зейдлицем в «Записках по части врачебных наук» (1844 г. кн. 3 и 4). Он автор  43-страничной статьи «Рассуждение о свойстве чумы дивизионного доктора 16-й пехотной дивизии коллежского советника Шлегеля» («Военно-Медицинский Журнал» зa 1825 г., № 3, стр. 277-320).

  Открывая статью, он пояснял: ««Таковыя причины принудили меня во время чумы, 1819 года в некоторых местах  Бессарабии свирепствовавшей, довольствовaться прилежным замечанием хода болезни и действия некоторых средств в пользовании оной; но удержали от испытаний, из коих можно было бы вывести заключение о сущности сей болезни. При тогдашних моих наблюдениях замеченное мною сходство чумы с Турhi заставило меня считать внутренния условия организма, составляющия сию болезнь, одинаковыми  с условиями, находящимися in Турhо; действие мое было согласно с сими понятиями. Между тем многия примечания заставили меня допустить существенное между ними различие; я продолжал сии замечания и при свирепствовавшей в нынешнем году (в крепости Измаиле и селении Барте) чуме и присовокупил к ним вскрытие нескольких трупов. Усердное старание для усовершенствования Науки кажется мне не безполезным; посему решился я некоторыя суждения о свойстве чумы, как следствия моих опытов, представить на суждение ученейших Врачей».

    Статья заканчивается выводами: «Цель сего разсуждения не позволяет мне распростpaниться о полицейских медицинских мерах к прекращению дальнейшаго распространения заразы и совершеннаго искоренения оной. Оне в особенности состоят в строгом исполнении карантинных постановлений и в благоразумном употреблении оных по различию обстоятельств. Для облегчения однакож тягости предохранительных мер для жителей целаго округа, в котором показалась чума, мне кажется, не безполезно бы было близ городов  и больших селений, граничащих с зараженными землями, в некотором отдалении устроить домы, окруженные рвами и плетьнями для карантинов, в коих бы в случае нужды зачумленные нашли больницу, а сомнительные могли бы быть отделены на законное время для наблюдения. Сии карантины должны быть снабжены от жителей платьями, совершенно свободными от чумы; равномерно в таковом карантине для очищения имущества зачумленных должно  устроить особый дом. При таковых устройствах болезнь сия в соседственных землях Турции нам не весьма страшна будет; ибо и теперь поспешным и строгим выполнением полицейских медицинских законов чума довольно скоро прекращается, почти в самом начале своего появления, теряя некоторым образом и самую жестокость заразительности».

   В «Записках старого врача» Н. И. Пирогов вспоминал: «Приехав в Петербург, я первым делом отправился на поклон к новому президенту академии… Иван Богданович Шлегель был человек немецкого происхождения, вступивший в русскую военную службу во времена наполеоновских войн. Когда я был в Риге, то русский военный госпиталь был еще полон воспоминаниями об энергической деятельности Ивана Богдановича. В Москве, куда он был переведен из Риги, повторилось то же самое, и в московских госпиталях он оставил по себе также хорошую память. Ему бы и оставаться там главным доктором большого военного госпиталя. Это было истинное призвание Ивана Богдановича… К несчастью для себя, И. Б. Шлегель переменил свое призвание и попал в военно-учено-учебное болото. Аккуратнейший из самых аккуратных немцев, плохо говоривший по-русски, И(ван) Б(огданович) всегда был навытяжку. Как бы рано кто ни приходил к Шлегелю, всегда находил его в военном вицмундире, застегнутом на все пуговицы, с Владимиром на шее. В таком наряде и я застал его. Он и подействовал на меня всего более своею чисто внешнею оригинальностью, военною выправкою, аккуратною прическою волос, еще мало поседевших, огромным носом и глазами, более наблюдавшими, чем говорившими. Шлегель был довольно сдержан со мною…».

     Современники говорили о нем, что он добр, радушен, но не любил лести, низкопоклонства. На склоне лет пользовался большим авторитетом в России и за границей.

    Согласно общепринятой истории чумы, нанеся мощный удар по Европе, чума из нее не ушла и продолжала периодически возвращаться вплоть до XVIII века. Севилья в 1649-1650 годах потеряла около половины из 120 тысяч жителей, Неаполь в 1656-м – больше половины из своих 400-450 тысяч. На Западе последняя крупная вспышка случилась в 1720 году –в Марселе: болезнь туда завез корабль из Сирии. Мор распространился на весь юг Франции и к 1722 году убил более 140 000 человек. В 1771 году чума разразилась в Москве, а в 1778-м – в Стамбуле. На территории Османской империи вспышки продолжались до конца XIX века.

   Говоря об истории эпидемий, профессор ПГМУ им. Е. А. Вагнера, заведующая кафедрой эпидемиологии Ирина Фельдблюм заметила: «Человечество пережило пять пандемий чумы. Очень страшное явление, опустошались целые города, территории, регионы. Каждый второй-третий умирал, потому что средств защиты не было. Чисто эмпирически народ пришел к тому, что эпидемия прекращается, если начинаются изоляционные мероприятия …

    Человечество пережило семь пандемий холеры. Причем первые были очень тяжелые, с высокой летальностью, погибли десятки миллионов жителей. Холера часто приобретает характер эпидемий и пандемий, потому что она связана с загрязнением воды: пьем все, купаемся в большинстве, риск распространения высок…

    Если говорить об условиях сегодняшнего дня, глобализация, к которой мы сегодня пришли, задействовала все стороны нашей жизни: экономическую, культурную, научную, политическую, правовую (когда международное право превосходит национальные аспекты). Все это способствует широкому распространению инфекционных заболеваний. В условиях глобализации наши инфекции путешествуют вместе с нами по всему земному шару».

   Так что опыт И. Б. Шлегеля и тех, кто стоял у истоков борьбы с чумой и холерой, востребован и в наши дни. И в этом бессмертие доктора Шлегеля.

Виктор Кушниренко, пушкинист