Поездка Михаила Врубеля на праздники в Кишинев в 1873 году

Михаил Александрович Врубель (5.III.1856, Омск-1.IV.1910, Петербург) похоронен у Новодевичьего монастыря. 

Выступая с прощальной речью, Александр Блок назвал его «вестником иных миров». «Он оставил нам своих Демонов, как заклинателей против лилового зла, против ночи. Перед тем, что Врубель и ему подобные приоткрывают человечеству раз в столетие, я умею лишь трепетать. Тех миров, которые видели они, мы не видим».

    И тогда и ныне не стихают споры о его жизни, творчестве, о его «иных мирах», запечатленных в его шедеврах. А в числе этих шедевров, многие из которых хранятся в лучших музеях, восстановление фресок и создание новых для Кирилловской церкви XII века в Киеве, эскизы росписей Владимирского собора, работы в Софийском соборе, «Свидание Анны Карениной с сыном», «Богоматерь с младенцем», «Пророк Моисей», «Ангел с кадилом и свечой», «Шестикрылый серафим», «Девочка на фоне персидского ковра», «Царевна-лебедь», «Тамар и Демон», «Демон сидящий». «Демон летящий», «Демон поверженный»…

    Михаил – выходец из дворянского рода польского происхождения. Его дед – Михаил Антонович Врубель стал генерал-майором. В многодетной семье родился отец – Александр, который участвовал в Крымской войне. Матерью стала Анна Григорьевна – потомок декабриста Басаргина, дочь адмирала Г. Г. Басаргина (-1853) и А. К. фон Краббе. Ее сестра Екатерина, жена адмирала А. А. Давыдова (1810-1885), стала крестной матерью будущего художника. Но Михаилу было всего три годика, когда отец овдовел, оставшись с ним и старшей дочерью Анной (1855-1929). Военная служба беспокойная – вся жизнь в переездах. Легче стало, когда отец женился на Елизавете Христиановне Вессель (-1917). Она была родом из Петербурга, прекрасная пианистка. К тому же, всю себя посвятила воспитанию детей. Правда, и она с 1873 года родила еще четырех детей.

О своем визите в Бессарабию он писал в письме.    

После трех лет жизни в Петербурге, отец, полковник, был назначен судьей Военно-окружного суда Одесского военного округа, и семья последовала за ним в Одессу в конце 1869 года. Жили в городе, летом выезжали на дачу в Люстдорф. Анна училась в северной столице на Высших Бестужевских курсах, готовилась стать педагогом. А Михаил ходил в Ришельевскую гимназию. Но в 1870-1872 годах он с радостью посещал и рисовальную школу Общества изящных искусств. Михаил часто бывал в театре, опере, на выставках, рисовал родственников, копировал картины многих известных тогда художников.

    В 1873 году гимназия отмечала 10-летие своей деятельности. Тогда, на праздники, Михаил, которому шел 17-й год от роду, оказался в поезде и через мои родные места Тирасполь, Бендеры, Булбоаку, Мерены прибыл в Кишинев. Так же он возвращался в Одессу. О его пребывании в Бессарабии свидетельствует всего одно письмо, отправленное Анне в том же году.

     «Прости мне, Анюта, что я так давно не брался за перо, чтобы побеседовать с тобою; меня все что-нибудь отвлекало: то – занятия по гимназии, то – поездка на праздники в Кишинев, да к тому же еще и лень проклятая замешалась. Искренне радуюсь я, что у тебя ее совсем нет, а если и есть, то весьма малая доза: твои занятия идут, – идут так успешно, что сиди ты на одной со мною скамейке и не будь мне сестрой, я бы тебе, ей-богу, завидовал; а при теперешних обстоятельствах я могу тебе от всего сердца пожелать впредь таких же успехов и даже еще больших, если это только возможно.

    Ты, милая Анюта, на отличном пути: ты учишься, живешь в русском, деятельном, свежем городе и сама, следовательно, ведешь жизнь деятельную. Господи, как посмотришь на жизнь барышень новороссийских трущоб, да вот, чтобы не долго ходить, – на жизнь Софи Гартинг (сестра гимназистов, живших пансионерами в семье отца художника – В. К.), ее тетушек и братьев: наряды это их душа, это – пульс их жизни; сон, еда и апатичное, сонное бездействие, – вот в чем проявляется эта жизнь, или, лучше сказать, это прозябание. Если бы еще все это оживлялось выездами, – жизнь в свете имеет свою поэзию, свои хорошие стороны, но и этого нет; часы досуга (т. е. промежутки между спаньем, едою и туалетом) проходят в пустейших разговорах в самом тесном кружке знакомых, которые только притупляют и опошливают всю мысленную систему человека. Мужчины проводят время не лучше: еда, спанье и карты.

    Если Гоголевская картина русского общества устарела, то никак не относительно Бессарабского общества. Этот застой, болото с его скверными миазмами, и порождает десятки болезней общества: самодурство, кокетство, фатовство, разврат, мошенничество и т. д. У бессарабских молдаван нет своей родной цивилизации; поэтому средний класс, или не очень богатые помещики, остаются необразованными степняками, a bеan-monde (высшее общество – В. К. ), воспитываясь в русских учебных заведениях, должны бы были, кажется, любить русских и отдавать справедливость их цивилизованности, но нет – они предпочитают основательному образованию, даваемому русскими уч(ебными) зав(едениями), те жалкие верхушки французской цивилизованности, которые они нахватали от гувернеров и гувернанток...

    Но извини, что две страницы моего письма я занял совсем, может быть, неинтересными рассуждениями, но молдаване во время пребывания моего в Кишиневе так возмутили меня, что я рад случаю отвести с тобою душу… Вообще я положил себе за правило отвечать как можно обстоятельнее и логичнее на вопросы, которые задаешь себе по поводу разных явлений в жизни окружающего – настоящей и прошедшей; этим я занимаюсь лежа в постели, ожидая, покуда “сладкий сон смежит мои веки”, в сочинениях по “Русской словесности” (за что я заслужил особое внимание Пересветова), позволь мне излагать мои мысли и в письмах к тебе. Прощай, Анюточка, напиши мне “что ты? как ты? переменило ли тебя время?” как говорит Тургеневский Михалевич... милый Тургенев, – прочла ли ты его всего, и что вообще ты теперь читаешь? Еще раз желаю тебе всего, всего хорошего. Крепко, крепко целую тебя. Всех наших – кого целую, кому кланяюсь, а кому – целую ручки. Что поделывает Жоржа? Твой брат и друг М. Врубель.
P. S. Извини, что так мало и бестолково пишу, – нет времени: много задано на завтра из геометрии».

     В 1874 году, окончив гимназию с золотой медалью, Михаил, по настоянию отца, поступил на юридический факультет Петербургского университета (Анна закончила учебу на курсах). Так закончилась его пятилетняя жизнь в Одессе. А семья пребывала там 10 лет. Но в Петербурге его все время тянуло к рисованию, к живописи. Особенно после путешествий по Италии, Швейцарии, Германии. В возрасте 24 лет Михаил совершает решительный поворот в своей судьбе и поступает в Академию художеств.

По его признанию, эти годы были «самые светлые в своей художественной жизни».

    Когда братья Кушнерёвы и Кончаловский взялись за осуществление своего проекта – издать юбилейный двухтомник сочинений М. Ю. Лермонтова, то в числе отобранных ими 18 художников оказался и почти никому не известный художник Михаил Врубель. Издание вышло в 1891 году и стало событием. Иллюстрации Врубеля стали вершиной его мастерства как графика. Но вся критика обрушилась именно на его работы. Врубель не дрогнул – он сотворил большое полотно «Демон сидящий»…

   Семейство Гартингов, пребывавшее в Одессе, не раз упомянуто Михаилом в письме к Анюте от 9 августа 1873 года из Люстдорфа (Одесса): «Папаша, слава богу, здоров и, кажется, остался совершенно доволен каникулярным временем, проведенным в семье и без особенных хлопот и треволнений, каковые отравляли Папаше всю прелесть летних каникул уже много лет подряд; вспомни только батальонные смотры в Саратове, приготовление к экзаменам в Петербурге, командировки и, наконец, Гартингов в Одессе», «Мамаша только тогда почувствовала себя совершенно здоровою, когда бросила предписанное ей Мерингом лечение (ванны и воды), которое он навязал Мамаше, имея слишком серьезный взгляд на болезнь, происходившую в сущности от простуды и беспокойства, которое в громадном количестве доставляли нам Гартинги, с которыми Папаша по этому случаю и разделался».

    Но имеют ли одесские Гартинги отношение к Кишиневу? Скорее всего, Михаил был у родственников, которых было много по линии деда, отца, матери. Врубели, Басаргины, Вессели, Скребицкие, Красовские, Арцимовичи, Давыдовы, Зеленины, Крабовы, Федотовичи, Мещерские … Но кто жил Кишиневе? У кого именно гостил Михаил?..

Виктор Кушниренко, пушкинист

На снимках:

1. Автопортрет. 1882.

2. «Демон сидящий».
3. «Царевна Лебедь».