Два месяца в семьях Бессарабии…

Очерк Виктора Кушниренко.

Весной 1926 года князь Павел Дмитриевич Долгоруков второй раз нелегально пересек границу СССР со стороны Румынии. Шла подготовка к зарубежному съезду, а он находился полтора года безвыездно в Париже.

 

    Эта поездка закончилась трагически. В 1964 году в Мадриде издана его книга «Великая разруха», в которую вошел «Материал для воспоминаний» с пометой «1926 г. 3 июля. Харьков».

 

    В воспоминаниях представлен довольно большой черновой полу зашифрованный отрывок о пребывании в Кишиневе, на пограничном Днестре. Большая часть этого отрывка писалась в 1926 году непосредственно в Кишиневе.

 

    «В начале марта выехал в Бухарест, предварительно списавшись с ***. Взял с собой тот же багаж и те же старыя вещи костюма простолюдина, что и в Польшу. 3 недели в Бухаресте в плохенькой гостинице.

 

    С *** у ***. Очень любезен. Выдал свидетельство на имя Долгова, мои документы остались в ... Меня узнал ***, пристав моего участка в Москве, к(оторы)й закрывал в Москве собрания.

 

   Бухарест – среднее между Буда-Пештом и Белградом, ближе к последнему. С середины февраля начал отпускать бороду.

 

    В конце марта в Кишинев. Переполненный поезд. На вокзале встретил меня *** . С ним к ***. Очень милые старики. Пригласили остановиться у них. Прожил три дня. Потом хорошая комната с чудным пансионом у *** . Премилые люди – 3 женских поколения. Окраина города. Маленький парк. Красивый вид на холмистыя окрестности. До 5-6 ч. сидел дома, писал воспоминания. Вечером гулял по парку у ***. Никого, кроме родственников моих хозяев и ген. *** , которые знали, кто я, не видал. Удивительно милые люди, стойкие pyccкие патриоты, носители семейных-дворянских традиций, религиозно-нравственных устоев. Красивая порода, типы Тургеневской женщины, хотя нет русской крови.

 

    Попал в интернационал – греко-молдаво-грузинский. Г(оспо)жа ***, дочь, внучка 4 л., есть еще и прабабушка (4 поколение), поклонником к(отор)ой был в 77 году В. Кн. Н. Н.

 

   4 поколения, 4 сестры и брат. Мужчины живут и работают в оставленных им по аграрному закону 110 гектаров земли и виноградников в разгромленных усадьбах. Семьи – в Кишиневе. Ужасныя сцены, пережитыя при разгромах большею частью нашими разложившимися войсками. Убийства, грабежи, разрушенные дворянския гнезда.

 

    Кишинев летом, благодаря садам, бульварам и хорошей посадке на улицах, выигрывает.

 

    Пушкинъ (?) “Город грязи, город галок и ворон, где диктатор ...... Кишиневский Цицерон”. – (розыскать все стихотворение).

 

    Весной на бульварах масса сирени. Сады, спускающееся к речке и лугу с сочной травой. Совсем русская деревня. Соловьи. Чудные запахи. Несколько красивых прогулок при закате солнца. В городе все говорят по русски. Надписи – по румынски.

 

    Неприязнь моих друзей и вообще русских к румынам. Их близорукая националистическая политика с обруснением, как в Польше. Та же история с афтокефальной церковью и новым стилем. Сельское население и часть городского придерживается стараго стиля. Недоразумения со Страстной и Пасхой. Новое Министерство Авереску во время Страстной недели объявило о свободе справлять службу по старому стилю, а Синод и еп.(ископ) Гypий требовали по новому стилю. Смятеше. В некоторых церквах по старому стилю, в некоторых – по новому, в некоторых смешанно.

 

    Пасхальная ночь по старому стилю в маленькой домашней церкви. Масса народу, а потому заутреня на улице перед церковью. Оч.(ень) красиво. Тепло, тихо, свечи не гаснут. Разговлялись у *** до 7 ч. утра.

 

    Выборы в парламент: Удивительное давление правительства. Стеснение передвижения по ж. д. в дни выборов. По общим отзывам – коррупция в Румынии процветает, население тяготеет к России, даже большевицкой.

 

     Оброс бородой, как два года тому назад. В последнее время ряд прощальных ужинов у моих новых друзей, с обильной едой и выпивкой.

 

    Жил в Кишиневе в большом довольстве матерьяльном сравнительно с моим беженским бытом и морально согретый радушием, как бы родственным тоном моих хозяев и новых друзей. Гораздо теплые отношения, чем у большинства действительных родственников. Несмотря на стеснения, сравнительно с прежним, материальное состояние (ютятся в маленьких комнатках), почти ничего с меня не взяли за пансион и всей семьей собрали

еще мне на мое путешествие более 10.000 лей. Трогательное отношение, к которому не привык в Париже среди друзей и родственников, и личное отношение ко мне и патриотический порыв. Если бы вся эмиграция была такова, как мои новые интернациональные друзья. Тон по отношению ко мне дала *** Тургеневская женщина. В последние дни приехала милая *** с мужем, с которой у меня связаны чудныя Римския воспоминания в 10-11 г.г.

 

    Последние 4 дня переехал на квартиру радушнаго ***. Все члены семьи по нескольку раз в день посещали меня, вечером ужинали. Провизия в дорогу.

 

    *** израненный, скромный герой георгиевец. Мой попутчик в Харьков офицер *** 30 лет рекомендованный ***.

 

    Читал нисколько раз моим друзьям написанныя мои воспоминания 1917-1926 г.г. с успехом.

 

    После трогательных напутствий и благословений (образочки) 5 июня в 5 часов утра выехал по жел.(езной) дороге в г. Бельцы. Кроме *** едет с нами офицер *** специалист по переправе через Днестр.

 

    Страшные ливни размыли путь. Ползем, стоим в поле пока чинят путь. Опоздали в Бельцы на 4 часа и наш поезд ушел. Пришлось ночевать. *** пошел в город за 3 версты за извозчиком. Проехали через весь город на окраину, еле двигаясь в грязи. Остановились у двух радушных хохлушек, жен русских офицеров, работающих каменщиками в Яссах. Они работают в поле. Маленький домик, удивительное радушие. Варенники. Одна оч.(ень) хорошенькая. Чудные голоса – контральто и сопрано. Гитара, мандолина, мандола. Прекрасно поют украинския песни. Концерт и выпивка до 1 ч. ночи. Во все время пути порядочно выпивали для бодрости.

 

    6-го в 5 час. утра встали и выехали по жел. дор. на Резину, на Днестр. Подъезжаем к Днестру, гористая, каменистая местность, тунель. Ж. д. мост взорван.

 

    Резина – маленькое местечко. Еврейская Корчма. Комиссар – румын (у нас бумаги от ***). На другом тоже возвышенном берегу — Совдепия, тоже местечко. Видны вагоны, люди, долетают крики. Хорошее местное вино. Переночевали. Кроме багажа везем еще немного (долларов 50-60), контрабанды (духи, пудра, шелков, чулки), так как выгоднее, чем размен валюты по твердому курсу на червонцы. Надеемся выручить в 5-7 раз. 7-го едем впятером в повозкe – я, ***, комиссар, капрал пограничн.(ой) стражи –

по живописному берегу Днестра часа 3 1/2. Выcoкиe, каменистые берега вышиной с Рейнские, но немного отступя.

 

    Вследствие ливней местами потоками нагромождены камни. Идем пешком. Повозка с трудом берет препятствия. На противоположном конце взорваннаго моста красноармеец смотрит на нас в бинокль, а потом в подзорную трубу. Деревушки хохлацкаго вида на обоих берегах, но ограды сложенныя из камня, почему вид заграничный.

 

    Завтракаем на пограничном посту (пикете). Обильная провизия из Кишинева, мамалыга, овечий сыр, лук, вино.

 

    Приезжаем к месту назначения, где предстоит переправа – тоже пикет. Высокия горы на обоих берегах. Видна тропинка наискось, по которой мы должны взобраться. Говорят ее завалило тоже камнями. Жарко, сплю под яблоней. Ужин. Осмотр наших вещей и бумаг капралом. *** везет пропаганду. *** недоволен. Лодка маленькая, дубовая, волнение.

 

    Большевицкие часовые стоят на разстоянии версты друг от друга, 2 раза в сутки проходит конный патруль человек в 5. Все дело в том, чтобы переправиться между часовыми, не наткнуться на патрули. Зимой переходят по льду.

 

    Мы выбрали время, когда луна всходит в 2 часа, а до того – ночи темныя. К сожалению ветер стих (удобнее ехать на лодке и идти, когда деревья шумят) и было совсем тихо. Около 10 ч. спустились тихо с пикета на берег. Около часа сидели на берегу. Налево в местечке на противоположном берегу звуки стихают. Я вздремнул на берегу. *** совсем голый на случай броситься в воду, безшумно подвел лодку. Сажусь. У меня на плечах сумка 20-25 фунтов, у *** мешок с моими и его вещами пуда 2 1/2. Сижу один минут 20 в лодке, слышен шепот на берегу – “лодка”. Посреди реки в темноте ничего не видно, но слышен всплеск весла. Слышно, как румынские пограничники щелкают взводимыми курками. Окрик. Оказывается – рыбаки с румынскаго берега 2 лодки. Громкий разговор капрала, комиссара. Я сижу в лодке один и ничего не понимаю. Капрал почему-то стегает плеткой пограничника, тот кричит (оправдывается). На другом берегу слышно как кто-то громко мяукает, вдали ему отвечает другое мяуканье. Очевидно часовые, услышавшие наш шум. Досадно на румын, что так нашумели и испортили дело (я уверен, что сегодня переправа не состоится).

 

    Потом все стихло. Через 1/4 часа *** подводит две маленькия рыбацкия лодки с двумя рыбаками, я пересаживаюсь в одну, *** садится в другую и, сцепившись, мы отчаливаем. Темнота и тишина. Еле слышно всплескивают два весла-лопаты. Едем затаив дыхание кажется 3-5 минут, *** остался на берегу. Как оказывается, он после нашего отъезда намеревался шуметь на берегу, чтобы отвлечь внимание, но мы ничего не слышали. Мы, кажется, переплыли почти поперек, а не наискось, к началу тропинки, как предполагалось, и это было причиной наших злоключений. Очевидно в попыхах не объяснили толком рыбакам. Уткнулись около берега в мель. Безшумно с *** сошли в воду и вышли на берег. Пробежали саженей 10 плоскаго берега до кустиков и камней, где начинается бугорок.

     Пошли, прислушиваясь, потихоньку вверх, меж камней, стараясь не шуметь. Пройдя холмик, подошли к крутой горе. Стали подыматься. Ливни навалили камни, которые постоянно срываются. Совершенно темно и, к сожалению, совершенно тихо, не шелохнет. У нас башмаки с резиновыми подошвами для тишины.

 

    Слышны соловьи и лягушки на Днестре. Ясно слышен лай собаки на румынском берегу. Подымаемся наискось вправо среди мелкаго кустарника и хаоса камней. Тропинку, которая оказалась значительно правее, которую ясно было видно с того берега и по которой легко сравнительно выйти, так и не нашли. То подымаемся, то подойдя к крутизне, спускаемся. Начинаем выбиваться из сил и изредка присаживаемся. Справа – круча. По разсчету внизу у берега – пост пограничника. *** идущий впереди, умоляет меня не дышать так громко. А у меня клокочет в груди, с трудом удерживаюсь от кашля. Даже уткнуться в землю, как в Польше, для кашля, здесь негде. Вдруг слышу, как будто шагах в 30 позади нас шаги. Думаю, что нас услышали и идут вслед. Останавливаю палкой ***, который из за контузии не слышит на правое ухо. Он тоже слышит шаги, но как потом говорил, думает, что они были на берегу. Минут 15 притаились. Потом опять карабкаемся. Все насквозь пропотело, даже сумка на спине.

 

   Отчаиваемся найти тропинку и понять, где мы находимся. Если заберем слишком вправо, то выйдем в лощину с местечком, что будет пагубно. Уже идем значительно более часа. Все чаще присаживаемся. По нескольку раз падаем. Ползем по отвесным скалам, хватаясь руками за скалы и кустарники. Луна должна взойти в 2 часа, а конца горы, подымающейся, как казалось отвесной скалой, не видно. Я с моими 7 1/2 пудами пыхчу, кувыркаюсь, опять карабкаюсь. Не видно, куда ступает нога. Почти каждый шаг приходится ощупывать, твердая ли почва, не движется ли камень, нет ли обрыва. Небо стало бледнеть со стороны луны. Т. к. поднялись очень высоко, то при остановках осмеливаемся перешептываться. Т. к. почти выбились из сил, а луна всходит, а затем скоро и разсвет, то является предположение, что придется на день остаться здесь, прилегши в камнях и мучаясь от жажды.

 

    Снизу от патрулей сравнительно безопасно. Но сверху пастухи могут пасти коз и наткнуться на нас. Над кровавым Днестром, поглотившим столько жертв, да и теперь еще поглощающим, подымается туман. (Чиновникъ сигуранци в Бухаресте, когда отговаривал меня идти, говорил, что большевики недавно разстреляли 8 перешедших границу, привязали к трупам мешки с газетами, ругающими румын и бросили в реку напротив к румынскому берегу).

 

    Поют петухи и заливаются соловьи, но я не наслаждаюсь природой. ***, которому 30 лет, т. е. вдвое моложе меня, решается с отчаяния взять в лоб остающуюся скалу. Удивительно, как он со своим тяжелым мешком выдержал. Ползем прямо вверх. Руками работаем не менее, чем ногами. К счастью кустарник прочный, редко обрывается. Все же я еще два раза сорвался и задержался о другой кустарникъ и скалы. Минут 15 прокарабкались 20-25 саженей. Еще совсем темно. Потом к счастью почувствовали под ногами полоску земли, идущей вкось наверх. Вероятно козья тропка. Пробираясь по ней вдруг вышли, к нашему восторгу, на вершину горы, где начиналось плоскогорье. Приятная минута. Луна, вышедшая на короткое время за горой, уже зашла. Восток уже заметно светлел.

 

    Мы почти вышли к сторожке, где должны были ночевать, т. е. около 1 1/2 версты левее тропы, которую так и не нашли. Всего вместо 25-30 минут шли 2 1/2 часа. Поскорее отошли от обрыва, чтобы наши силуэты с мешками на разсвете не были замечены снизу и свободно пошли к сторожке.

 

     *** несколько раз ходивший здесь, говорит, что днем не решился бы взобраться напрямик. К нашему огорченно ея обитателей не было, она была пуста, на запоре, никто не откликался. Внутри слышались часы. Крыша была разрушена. Что случилось с хозяевами? (Как впоследствии оказалось –

разрушение от урагана.)

 

    Пришлось идти к ним в деревню (версты 3). Идем преимущественно полем, не дорогой, чтобы не встречать никого. Восток алеет. Светает. У большой деревни (с советом, комсомольцами и т. д.) идем дорогой, спешим, чтобы придти ранее, чем деревня встает и пойдут на работу. Солнце встает. Совсем светло. Встречаем одного старика, потом другого. Здороваемся. Ответь – “Пошли Бог здоровья”. Проезжает телега. Запоздали. Лают собаки. Выгоняют скотину.

 

    Наконец, подходим к дому, почти на краю деревни. Я захожу за сарай. *** идет на рекогносцировку, все ли благополучно с хозяевами. Оказывается все благополучно. Нас радушно принимают. Сельский интеллигент. Яичница с салом. Есть ничего не мог. Но выпил два стакана чая с лимоном и 8-7 стаканов местнаго вина. Какой восторг после пересохшаго горла. Матрац на полу. Уснул как убитый.

 

    8 июня. Встал в 12 часов дня. С наслаждением умылся. Меня, а также и ***, всего ломит три дня. На плечах опухоли от сумки. Особенно ноет в коленях, где у меня было ранее растяжение жил. Левая рука в кости болит (в правой была палка, ею преимущественно цеплялся и на нее падал). На всем теле преимущественно в ногах (и у ***) ссадины, кровоподтеки, синяки. Подмазали йодом ранки. Вчера ничего не замечали. Пообедали – чудный борщ, жареная, домашняя колбаса, рисовая каша, сотовый мед, домашнее винцо. У беднаго *** через неделю оказалась от натуги грыжа и ему предстоит операция. Он несколько раз туда переходил, но в первый раз пришлось так туго и идти без тропы.

 

    Поехали парой на трясучей повозке. Урожай, как в Бессарабии, чудный. Море хлеба, почти уже в рост человека. Все время трепещут жаворонки и падают с выси в пшеницу. Несколько русских и молдавских сел малороссийскаго типа, но более камня. Мы в Молдавской республике. В леску, в овраге, известном бандитизмом, *** приготовляет револьвер. Трясемся на повозке. Тело от вчерашняго ноет. Перепадает дождь. Покатые холмы. У станции еврейская корчма. Сплю. В 11 час. поезд на Одессу. Хозяйка любопытствует, откуда едем. Отмалчиваемся. 3-ий (“жесткий”) класс. Забираюсь наверх, разстегиваюсь. *** говорит, что я храпел на весь вагон и что ночью комендант поезда и агент ГПУ, обходя, уставились на меня, покачали головой и ушли.

 

    У меня до Харькова никакого документа (на всякий случай вместе с биографией придумана целая история). Порядки. 9 июня утром Одесса. В гостиницу. Т. к. без ночевки, то документы не спрашиваются. Часа за два до нас выпал небывалый град с куриное яйцо, шел полтора часа. Масса повреждений и по всему городу выбиты стекла. Пожарные оттаивают на улицах, на низких местах град, слепившийся в аршин толщиной. Мы выехали в 5 час. дня и град еще лежал, несмотря на жару…»

 

    13 июля 1926 года Павел Дмитриевич, когда он пробивался в Москву после почти двухмесячного пребывания в Харькове, был арестован и вскоре расстрелян.

 

    Князь П. Д. Долгоруков (1866-1927) – выходец из рода Долгоруковых, восходящего к Рюриковичам. Из богатейших людей России. По слухам мог стать президентом республики после свержения монархии.

 

    Родился в Царском Селе. Крещен в церкви Царскосельского дворца. В 1889 году окончил Московский университет. В 1907 году избран членом II Государственной думы, был председателем кадетской фракции. В 1917-1918 годах находился под арестом в Петропавловской крепости за организацию борьбы против установления власти большевиков.

 

    Одним из последних покинул Россию. В эмиграции с 1920 года, жил Константинополе, Белграде, Париже, Варшаве. Стал заместителем председателя белогвардейского Национального комитета в Париже, принимая руководящее участие в зарубежных монархических организациях и их деятельности на территории СССР.

 

   Материал для воспоминаний, писавшийся в Кишиневе в марте 1926 года,

преисполнен великой тоски по Родине.

 

Виктор Кушниренко, историк литературы

 

На снимках:

 

Князь П. Д. Долгоруков. Начало ХХ века.

Председатель московского Общества грамотности Павел Долгоруков и Лев Толстой среди детей на открытии Народной библиотеки в Ясной Поляне. 31 января 1910 года.

Новости на Блoкнoт-Молдова