22 октября родился известный пушкинист, историк литературы Виктор Филиппович Кушниренко

Его творческая деятельность отмечена государственными наградами Молдовы и России.

О чем мечтает пушкинист…

    Мы вышли из здания аэропорта. Перед нами тут же предстала чарующая панорама пушкинского Кишинева. Согретый первыми лучами летнего солнца, город сиял в серебристо-золотой дымке. Он был похож на белого лебедя, взлетающего с изумрудных холмов. Живая пушкинская сказка…

    Академик Наталья Ивановна Михайлова подошла к обочине дороги в город и присела. Коренная москвичка. Статная. Настоящая русская красавица. Светло-русая. В летнем легком плаще.

   – А, знаешь, Сережа… Я бы вот так сидела тут всю жизнь. Сколько лет мечтала посетить пушкинский Кишинев. И вот он предо мной…

Сергей Александрович улыбнулся. Они знают друг друга давно – целую вечность. Но и широко известный в мире пушкинист вдруг расчувствовался. Достал сигарету и закурил.

   – Да, Наталья, мы в городе, где Пушкин провел лучшие годы своей юности. Именно, в Южной ссылке, он вдохновенно творил. Тут все его и о нем…

   В Доме-музее Пушкина несколько дней шла первая международная научная конференция «Бессарабская весна».   С утра выступали и зав. отделом пушкиноведения Института русской литературы Академии наук России, полный доктор филологии Сергей Александрович Фомичев (14.06.1937-2.10.2025), и замдиректора Госмузея А. С. Пушкина в Москве, академик Наталья Ивановна Михайлова. А после полудня мы бродили по пушкинским местам. Поднялись на Пушкинскую горку. Я стал показывать и рассказывать, где и как стоял дом Донича, который снимали для наместника области генерал-лейтенанта И. Н. Инзова, где были комнаты Пушкина, какими были виды на Кишинев из окон поэта…

   Потом мы спустились к тому месту, где Пушкин начал писать ныне всемирно известный роман в стихах «Евгений Онегин». При Пушкине тут стояла кэсуца молдаванки, в ней квартировал лучший друг опального поэта, отставной майор Николай Степанович Алексеев. С ним, в одной комнатке, жил и Пушкин. В этой кэсуце в мае-июне 1823 года, до отъезда в Одессу, родились первые 16 онегинских строф романа. Это одна треть первой главы. А в 1824 году тут же написано знаменитое «Письмо Татьяны к Онегину» для третьей главы романа.

   Увлеченная моим рассказом, Наталья Ивановна воскликнула:

   – Вот было бы замечательно установить в этом дворике небольшой памятник. Миниатюрный. Евгений Онегин в коляске. Как в начале романа…

– Это сложно… Сейчас времена непростые. Но идея замечательная! – ответил я.

   Прошли десятилетия. А идея Натальи Ивановны так запала мне в душу, что, в конце концов, у меня самого родилась мечта. Не простая. Но со временем ее можно осуществить. Постепенно. По частям…

   Окончательно эта идея созрела, когда рассматривал Генплан музея, автором которого был архитектор Федор Петрович Наумов. Проект составлен 6 марта 1947 года. Памятник поэту должен был стоять за «Домиком Пушкина», в живописном сквере, в центре круга. Там он и возвышается с 1973 года. Но вот круг свободен. И за ним, в вечно цветущих розах, можно создать круговую аллею «Бессарабское созвездие Пушкина». Кто должен войти в это созвездие?

    Разумеется, прежде всего, легендарный предок поэта, славянин, честный молодец Ратша, который из сербского Петроварадина на древний Киев, а потом – в сказочный Новгород, прошел по нашим местам еще в первой половине XII века.   Благодаря ему, мы помним, что Пушкины связаны с нашим краем почти 900 лет.

Мой предок Рача мышцей бранной
Святому Невскому служил;
Его потомство гнев венчанный,
Иван IV пощадил.
Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда тягался с поляками
Нижегородский мещанин…

   А в 1704 году через наши земли к русскому царю Петру Алексеевичу, в подарок, везли восьмилетнего арапчонка Абрама (Ибрагима) Ганнибала, из знатного рода, выкраденного из серали турецкого султана. Он был крещен по дороге в Москву, по всей видимости, в господарской церкви в Яссах. А крестил его племянник валашского господаря Константина Брынковяну. Об этом свидетельствует служивший в Московском приказе Николае Милеску-Спэтару.

    «И я из тех трех выбрал двух, которые лучше и искуснее, родных братьев, и отдал их в пречестном доме вашем пречестной госпоже матушке вашей и детем вашим благороднейшим. А третьего, который поплошее, оставил Петру Андреевичу, потому что так писал ко мне и господин Сава, да и человек его сказал, что тот негоден. Меньшей, именем Аврам, крещен от племянника господаря мултянского, а большой еще в бесурманстве».

    Но еще 22 июля 1704 года российский посол в Турции П. А. Толстой писал главе Московского приказа Ф. А. Головину, что, по словам Рагузинского, Головин сам приказал Саве «купить двух арапов»: «И по тому твоему, государя моего, повелению он, Сава, арапов двух человек купил, и я их с его Савиным человеком отпустил к милости твоей, государя моего, чрез Мутьянскую землю и дал им проезжей лист, чтоб им от Киева до Москвы давать подводы. А к господарям к мутьянскому и к волоскому и к господину стольнику мутьянскому писал от себя с прошением, чтоб оных управили безопасно довесть до Киева».

    Стольником мутьянским был Константин Кантакузин. 21 апреля 1704 года Рагузинский писал Головину: «Настоящее писание до вашего превосходительства дойдет с слугою моим Андреем Георгиевым (Васильевым), которого я посылаю купно с тремя молодыми арапами. Сие есть 2-х вашему превосходительству, а 3-го послу вашему, которых я купил не без большого бедства и трудом и их благости урожденного господина Костянтина Кантакузина  врученных отправлял и ему явно объявлял, что оны пред вами суть. Дай Бог, чтоб они во здравии и в целости дошли. Я чаю, что они вам приятны будут, для того что они зело черны и хороши суть, они не турки, необрезаны суть. Ваше превосходительство может содержать тех, которые вам полюбятца, а третей послу да оставится, для того он сам за всякого деньги заплатил».

    В 1711 году Абрам Ганнибал, второй раз крещенный в Вильне, уже Петром Первым, вместе с государем участвовал в Прутской кампании. Был принят в Яссах молдавским господарем Дмитрием Кантемиром, сидел с Петром и Дмитрием за одним большим «Земляным столом» у селения Семень близ реки Прут. По царской линии роды Кантемиров и Пушкиных издавна уже были родственными. А поскольку роды Кантемиров и Кантакузиных также давно в родственных отношениях, то и Пушкин является их дальним родственником. В «Истории Петра» Пушкин писал о Прутской кампании 1711 года, Петре Первом и Абраме Ганнибале, о Дмитрии Кантемире, Константине Брынковяну и Фоме Кантакузине. С семьями князей Кантакузиных опальный поэт тесно общался в Кишиневе.

Сей шкипер был тот шкипер славный,
Кем наша двигнулась земля,
Кто придал мощно бег державный
Рулю родного корабля.
Сей шкипер деду был доступен,
И сходно купленный арап
Возрос усерден, неподкупен,
Царю наперсник, а не раб.

И был отец он Ганнибала…

   По царской линии еще с XV века род Пушкиных состоит в родственных отношениях с родом молдавского господаря Штефана чел Маре, известного в России более как Стефан III Великий. Штефан выдал свою дочь Елену Волошанку за Ивана Молодого, сына московского князя Ивана III. Елена родила Дмитрия, который был коронован на царство.

    Брат поэта Лев Пушкин, в период жизни в Одессе, совершил морскую прогулку по Дунаю, был на бессарабских берегах. Сочиненные им стихи об императоре и Пушкине помнят в Вулканештах и ныне.

    Наконец, нашей памяти заслуживает и верный слуга поэта, дядька Никита Козлов, который находился с ним в Кишиневе в 1820-1824 годах. Он запечатлен Пушкиным и в стихах и в прозе.

Дай, Никита, мне одеться:
В митрополии звонят.

   И, конечно, нам не забыть бессмертных героев бессарабских сочинений Пушкина. Прежде всего, Евгения Онегина. Не позднее 29 мая 1823 года в Кишиневе поэт писал:

…Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных.
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий сей же час
Позвольте познакомить вас:
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель!
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня.

    А до 27 марта 1824 года в Кишиневе Татьяна Ларина заговорила, наконец, по-русски и явилось «Письмо Татьяны к Онегину».

    Я к вам пишу – чего же боле?

Что я могу еще сказать?

Теперь, я знаю, в вашей воле

Меня презреньем наказать.

Но вы, к моей несчастной доле

Хоть каплю жалости храня,

Вы не оставите меня…

    А еще есть страстная красавица Земфира и нежная Мария…

   Все они могут разместиться в Доме-музее поэта, у памятника юному Пушкину, на круговой аллее. На стройных небольших постаментах, украшенных на вершинах бронзовыми миниатюрными фигурками. Эти мини-скульптуры должны быть оригинальными, живыми, веселыми, с юмором. Такова мечта пушкиниста…

    Впрочем, это мечта и самого гения, прозвучавшая на молдавской земле в годы его изгнания.

Но если, обо мне потомок поздний мой

Узнав, придет искать в стране сей отдаленной

Близ праха славного мой след уединенный –

Брегов забвения оставя хладну сень,

К нему слетит моя признательная тень,

И будет мило мне его воспоминанье.

Виктор Кушниренко, пушкинист