Иван Бунин в Бессарабии

Иван Алексеевич Бунин (10.Х.1879, Воронеж-8.XI.1953, Париж), дважды лауреат Пушкинской премии Императорской Санкт-Петербургской Академии наук (1903, 1909), первый из русских писателей лауреат Нобелевской премии (1933). 

Представитель дворянского рода, корнями уходящего в XV век, его родственник – поэт В. А. Жуковский, один из самых близких друзей А. С. Пушкина. 

В семье все – и взрослые, и дети любили Пушкина, наизусть читали его стихи. Не удивительно, что с гимназических лет он стал сочинять стихи. В 15 лет написал свой первый роман «Увлечение», но в печати было отказано. В 1891 году вышел его сборник стихов, который распространяли бесплатно подписчикам «Орловского вестника». Бунин стал известен, быстро вошел в литературный круг России. В Петербурге, Москве его знакомыми стали Константин Бальмонт, Лев Толстой, Антон Чехов, Валерий Брюсов, Александр Куприн и др.

 

Бунин-путешественник

 

    Бунин был непоседой, много путешествовал. Побывал в Харькове, в Крыму, Ялте, Севастополе и др. В 1894 году его оставила в Полтаве «невенчанная» жена Варвара, история с которой легла в основу романа «Жизнь Арсеньева». В 1898 году в Одессе он познакомился с состоятельным греком, редактором «Южного обозрения» Николаем Цакни. И его 19-летняя дочь Анна вскоре стала женой Бунина. Но в 1905 году умер их сын, семья распалась. Однако Анна на развод не соглашалась. Наконец, в 1906 году Бунин в Москве обратил внимание на Веру Муромцеву (1881-1961), дочь члена Московской горуправы, племянницу председателя Первой Госдумы Сергея Муромцева. И с ней совершил путешествие по странам Востока. В 1922 году Анна согласилась на развод, и Бунин оформил брак с Верой. Путешествуя с Верой, он писал, что наступило благословенное время, когда «на полудне стояло солнце моей жизни». В 1909 году избран почетным академиком. Совершил поездки в Египет, Италию, Турцию, Румынию, на Цейлон, в Палестину. Но Первая мировая война принесла «Великое душевное разочарование». О 1916 годе он говорил: «Душевная и умственная тупость, слабость, литературное бесплодие всё продолжается».

 

В сорокской Бекировой пещере

 

    В Одессе он общается с врачом Давидом Лазаревичем Шпитальниковым, известным в печати как Тальников, и по его совету отправляется в бессарабское местечко Сороки. Поводом послужили рассказы Тальникова о чудесном городке Сороки на Днестре, его окрестностях, о «пещере монаха». Особенно заинтересовала Бунина легенда о гайдуке Бекире, который в XVIII- начале XIX века жил близ Сорок в пещере, вырубленной в скале.

    У Бунина об этой пещере сказано так: «Течет река к морю, идет год за годом. Каждый год зеленеет к весне серый лес над Днестром и Реутом.

    Сто лет назад весна была не хуже, но правды на земле было еще меньше. Владели Молдавией стамбульские турки, на престол молдавский сажали господарями греков. Господарь жил султаном, боер, помещик, – господарем, а податной, сардарь – как господарь и боер вместе. За народ и за Христову правду стояли одни гоцы.

    Посмотри, говорят в народе, посмотри в темноту за реку, если доведется тебе ехать по берегу ночью: ты увидишь скалы, черную пещеру в их обрыве, а в пещере – груду тлеющего жара. Но то не жар, не угли, а червонные старые деньги. Вход в пещеру узок, с каменным порогом. У стены палево – каменный дымник, у стены направо – каменное ложе. А над ложем ниши: в них когда-то стояли снятые иконы. И над каждой нишей вбит костыль из железа: на тех костылях теплились перед иконами лампады. Золото насыпано на полу посередине: не все успел раздать бедным гоц-войник, что жил в этой древней келье, до него служившей приютом святому божьему человеку. Верный конь гоца пасся на речном прибрежье. А самого гоца, – пусть радует господь, его грешную душу! – носили на отдых в пещеру орлы на широких крыльях».

 

   Эти места описаны Паволакием Крушевеану (Павлом Крушеваном – В. К.)в книге «Что такое Россия? Путевые заметки», изданной в Москве в 1896 году. «Вдали, на окраине степи, снова показываются скалистые берега Днестра. Экипаж выезжает на сорокское шоссе, сползающее извилистой лентой в долину, по которой змеится река. Слева, по бокам глубокого оврага, лепится село, справа лес. Над Днестром выдвигается совсем отвесная, неприступная глыба белого камня. В ней темнеет продолговатое отверстие в виде дверей. Это высеченная в скале келья какого-то схимника. По Днестру встречается очень много таких келий и даже монастырей, вырубленных в неприступных скалах. Когда-то там скрывались от турецких гонений христиане. У реки шоссе круто поворачивает на север. Фаэтон грохочет по Бекирову мосту (название, оставшееся еще со времен турок) и катится по узкой ленте дороги над самым Днестром».

 

   Затем, в 1918 году в Кишиневе вышла книга Василия Курдиновского «Древнейшие типичные православные церкви Бессарабии». В 2003 году ее вспомнил и пересказал сорокский писатель Василий Трофаилэ: «Автор книги…, тщательно исследовавший пещеру, пишет: “Это храм первенствующих христиан, как это можно видеть из особенностей устройства его..., время происхождения этой «скинии», т. e. в сущности христианского храма, должно падать на первые века христианской веры”. Храм, пишет далее автор, состоит из 2-x помещений – алтаря и средней части, закaнчивающейся выходом на отвесный обрыв, по которому можно добраться к храму лишь благодаря выемкам в каменной толще, нарочито для того сделанным. В алтаре, цитируемый автор не нашел никаких украшений, кроме запрестольного восьмиконечного креста. Против царских дверей был, видимо, престол. Церковные украшения сохранились только на потолке, над жертвенником. C левой стороны, у выхода из пещеры, помещалась небольшая печь, очень законченная, с дымоходом над ней. Правая сторона храма и верх у потолка левой, прилегающий к алтарю, оставшийся непопорченным, носят следы богатой каменной орнаментации, пишет Курдиновский, в Бекировой пещере нам впервые пришлось видеть тщательную храмовую отделку. Это был пещерный храм по самому первоначальному его назначению, и в этом смысле Бекиров храм есть замечательная археологическая редкость не только для Бессарабии, но и для всего христианского мира... Сейчас (в 1917 г. – прим. автора) можно любоваться тщательно отделанными (у потолка) изящными карнизиками, пилястрами, вырубленными из камня, наконец, рамами икон, но не самими иконами, коих было 7, из них одна большая... Говорят, что лет 70 тому назад были еще косяки и заслонки в наружной стене, т. e. двери и окно в пещере, и что самые священные изображения были покрыты краской, что в алтарной части был столик (очевидно, престол), но что все это было похищено. Справа от выходного отверстия есть небольшое четвероугольное оконное отверстие, а перед ним ложе, наполовину испорченное топором... восьмиконечный крест в алтаре за престолом, вырубленный в нише, окаймлен ободком... Этот крест – типичный отголосок глубокой греческой старины... Царские двери... представляют особенности греческого стиля. Недалеко от пещеры-церкви в том же Бекировом овраге были пещерные жилища, но они почти совершенно разрушены лет 10 тому назад (т. e. примерно в 1907 г. – прим. автора), когда ломали камень в скале для постройки в Сороке гимназии и технического училища. Василий Кypдиновский сожалеет о том, “что невежество славолюбивых путешественников и злонамеренность некультурной публики обесценили самые ценные археологические реликвии, как, например, каменные лики святых”».

 

    Столь детальная схожесть описаний пещеры Буниным, а позднее – Крушевеану и Курдиновским подтверждает только одно: Бунин, действительно, был в Сороках и в Бекировой пещере.

 

    Бекиров холм, известный в народе как Бекиров Яр, Бекирова пещера, загадочен и в наши дни. Архитектор В. Маркевич в 1962-1970 годах нашел тут следы городища Кукутель –Трипольской культуры периода 3050-2250 годов до н. э. До 2004 года на холме основными достопримечательностями были скальные кельи монаха или легендарного Бекира. Сейчас на вершине холма – Свеча Благодарения. Но все помнят при южном въезде в Сороки, неподалеку от речки Застынка, Бекиров скит – пещеру высотой в 4 метра с небольшим квадратным окошком, разделенную на две части.  И бабки на севере Молдовы и ныне поют песню о доблестном гайдуке Бекире.

    Еще несколько слов – о Свече Благодарения высотой в 29,5 метра. Она воздвигнута на родине классика молдавской литературы Иона Друцэ по его инициативе и открыта в пасхальные дни 2004 года в составе комплекса «Бадя Миор». У основания, на двух каменных плитах выбиты слова на русском и румынском языках: «Путник, остановись! Наверху горит Свеча Благодарения. И если ты в жизни своей считаешь себя кому-либо за что-либо благодарным, – поднимись, помолись и иди!» Выступая на открытии, Ион Друцэ говорил: « “Свеча Благодарения” – это памятник, возведённый на скале над древним Днестром на окраине Сорок, может быть, самое спорное, но и самое значительное сооружение в современной истории Молдовы. Здесь покоятся заложенные в фундамент камень к камню страдания, надежды и труд многих поколений наших близких». Но, к сожалению, при всем при этом забыли о пещере Бекира. А она существует в скале, на высоте 14 метров. И хотя до нее непросто добраться по скальной лестнице – ее и всё вокруг изгадили вандалы. Пещеру надо спасать.

 

    Подобные древние гроты, кельи, пещеры монахов есть в соседней Украине, в России, на Кавказе, в Новом Афоне. Они давно уже благоустроены, включены в туристические маршруты, стали местами паломничества.

 

Рождение бессарабской «Песни о гоце»

 

    В 2000 году в диссертации О. Н. Калениченко из Волгограда «Судьбы малых жанров в русской литературе конца XIX-начала XX века (святочный и пасхальный рассказы, модернистская новелла)» сделан важный вывод: «Разворачивающееся повествование о мужественном гоце выявляет соотнесенность этого образа с образом Христа: все поворотные моменты сюжета сказа связаны со светлым Христовым праздником, именно в эти дни на протяжении нескольких лет совершаются на земле неправые дела – гоца предаст возлюбленная, на него охотятся чауши, пандуры, арнауты, в оковах его везут в Яссы и судят во дворце князя. По сути гоц повторяет Страстной путь Христа, но в течение нескольких лет. Такое переосмысление сущности героя помогает расшифровать финал произведения – гоц, вбирающий в себя черты сына божьего, гоц – “божий войник”, имеет полное право судить людей, которые забыли истинный смысл жизни на земле». «Уж стучали топорами на площади в Яссах, уже вострил палач на белую шею гоца свою тяжкую секиру. Да дошла, долетела весть о близкой казни гоца до его родного дома. Встань, божий войник, слушай: вот заплакала старшая сестра твоя, с черной косой, но бессильны ее слезы; вот заплакала средняя твоя сестра, с рыжей косой ниже стана, – но и она помочь не в силах; вот заплакала твоя младшая сестра, ребенок, – расступаются от слез ее Кодри, разливаются реки, раскрываются ущелья. А теперь, гоц, крепче схватись за темничную решетку – чуешь, чей голос вступает? Как заплакала мать гоца, задрожала его тесная темница, зашатались стены, затрещала ржавая оконная решетка. Как заплакала мать гоца, в прах рассыпались его оковы, вышел он на вольное поле и ударил сильною ногою в землю: – Гей, гей, добрые люди! Попомню я вам ваш Христов праздник!»

 

   Но вернемся во времена Бунина. Давид Тальников (26.XI.1882, Тирасполь-13.IX.1961, Москва) родился в Приднестровье. Как литератор заявил о себе в Одессе в 1904 году, будучи редактором «Южного обозрения». С легкой руки Бунина перешел из местной печати в столичную. Публиковал в лучших журналах свои статьи о писателях и театре. В 1909-1912 годах сотрудничал с сорокским «Бессарабским обозрением». В журнале «Красная новь» раскритиковал Маяковского, его американские стихи и очерки «Мое открытие Америки». Маяковский ответил стихотворением «Галопщик по писателям» (1928), а затем заклеймил его в образе репортера Моментальщикова в пьесе «Баня». Тем не менее, Тальников успешно прожил свой век, умер в 1961 году в возрасте 78 лет.

 

    После поездки в Сороки, Бунин написал свой любимый рассказ «Песня о гоце». Он датирован мартом 1916 года. А уже 10 апреля опубликовал его в «Орловском вестнике». По воспоминаниям близких, он говорил еще в 1931 году: «Я ведь чуть где побывал, нюхнул – сейчас дух страны, народа – почуял. Вот я взглянул на Бессарабию – вот и “Песня о гоце”. Вот и там всё правильно, и слова, и тон, и лад». Но рассказ сложился не сразу. «Гоца я задумал писать в Индийском океане на пути в Цейлон, но написал только начало. Как странно!» Это уже его воспоминания 1953 года. После первой фразы В. Н. Муромская добавила в своей публикации: «Озаглавил этот рассказ “Песня о Гоце”. Написан он в марте 1916 года в Васильевском». С В. Н. Муромской Бунин прибыл в столицу Цейлона Коломбо 2 марта 1911 года на французском корабле «Юнан». По Индийскому океану шел с 13 февраля по 1 марта 1911 года.

    Значит, можно сделать вывод, что Бунин задумал писать рассказ до 1 марта 1911 года, а написал его в марте 1916 года. И не в Одессе. Но в Сороки он мог проехать только из Одессы. Причем, не поездом, а по шоссе. Если он был в Сороках в марте или до марта 1916 года, то это можно увидеть в «Списке населенных пунктов, где жил И. А. Бунин». Но в этом списке нет Сорок. Об Одессе с 1911 года сказано, что тут Бунин находился «6-12 апреля, 10 августа-9 сентября 1911, 28 февраля-28 апреля, 2-23 сентября 1912, 6-15 апреля, 10-11 мая, 14 июня-9 августа, 11 августа-27 сентября 1913, 7-10 апреля, 11-12 августа 1914, 24 апреля-15 мая 1916, 3 (16) июня 1918-6 февраля 1920». Напомним, что Тальников сотрудничал и жил в Сороках в 1912-1917 годах.

    Об этой поре жизни Бунин вспоминал: «С 1907 года жизнь со мной делит В. Н. Муромцева. С этих пор жажда странствовать и работать овладела мною с особенной силой. Неизменно проводя леток в деревне, мы почти все остальное время отдали чужим краям. Я не раз бывал в Турции, по берегам Малой Азии, в Греции, в Египте, вплоть до Нубии, странствовал по Сирии, Палестине, был в Оране, Алжире, Константине, Тунисе и на окраинах Сахары, плавал на Цейлон, изъездил почти всю Европу, особенно Сицилию и Италию (где три последних зимы мы провели на Капри), был в некоторых городах Румынии, Сербии…»

 

Бунин в Бухаресте, Яссах и Кишиневе

 

    Александр Бабореко в серии «Жизнь замечательных людей» выпустил книгу «Бунин. Жизнеописание», где представил много редкой, но очень важной информации. Тут мы узнаем, что в мае 1913 года Бунин заключил с «Нивой» договор на издание его ПСС – как приложения к журналу. Для этого он уехал в Одессу, где правил все им написанное. 28 мая Бунин сообщил в одном из писем к Елизавете Евграфовне Юргенс – гражданской жене брата, что приехал старший брат Юлий Алексеевич Бунин (1857-1921), и они решили «поплавать по Черному морю или по Дунаю с заходом в разные места. Продолжится это недолго – всего недели две. Затем вернемся сюда и будем понемногу заниматься». Братья тогда посетили Батуми, Трапезунд, Керасунд, Инеболу, Самсун, Константинополь, Констанцу, Бухарест, Яссы и Кишинев. Об этом плавании Бунин упомянул в заметках «Происхождение моих рассказов». В существующем «Списке населенных пунктов, где жил И. А. Бунин», действительно, кратко указано, что в Константинополе он (с братом – В. К.) находился 10-11 (23-24) июня 1913 года. В Констанце – 12 (25) июня 1913 года. В Бухаресте – 12 (25) июня 1913 года, а также – 6 (19) апреля 1914 года. В Яссах – 13 (26) июня 1913 года. В Кишиневе – 13 (26) июня 1913 года. Посещение Буниным Бухареста в 1914 году было, в общем-то, случайным. В последнюю неделю марта он с Верой Николаевной и литератором, племянником Николаем Алексеевичем Пушешниковым (1882-1939) выехали с Капри по пути в Россию. Посетили Рим, храм Петра. 30 марта – отбыли в Загреб, проехали Будапешт. И уже по Дунаю отправились к Черному морю. Далее Муромская записала в дневнике: «Астма (у Пушешникова – В. К.) заставляет нас пересесть на поезд… Бухарест. Провинция румынская». 7 апреля были уже в Одессе. В то время действовали только две железные дороги из Бухареста в Одессу – через Яссы, Унгены, Кишинев, Бендеры, Тирасполь, Раздельную, или – через Галаць, Рени, Кайнары, Бендеры, Тирасполь, Раздельную. В любом случае, в 1914 году Бунин еще раз повидался с Бессарабией. А, поскольку, с Дуная прибыли в Бухарест, то следовали в Одессу через Кишинев. Бунин мог в Кишиневе 1913 года с братом посетить городской парк, поклониться бронзовому Пушкину. Он дважды проехал бессарабские пушкинские места: пересек реку Прут, вдоль которой поэт путешествовал в декабре 1821 года, проехал вдоль речки Бык и старой Молдавской дороги, через старую часть Кишинева, где жил Пушкин, а в 1914 году – проследовал близ Варницы, через Бендеры, реку Днестр и Тирасполь…

    Сопровождавший Ивана Бунина брат Юлий учился в Московском, затем –

Харьковском университете. Стал литератором, журналистом, педагогом. Один из основателей и бессменных председателей литкружка «Среда», председатель правления Книгоиздательства писателей в Москве. Активно участвовал в революционных кружках Москвы, Харькова, Полтавы и др. О нем сказано в романе «Жизнь Арсеньева». Оказывал серьезное влияние на брата.

 

Одесса. Прощание с Россией

 

Октябрь 1917 года Бунин воспринял как «какофонию бунта». Летом 1918-го – уехал в Одессу, а 24 января 1920 года – на французском пароходе «Спарта» навсегда покинул родную Россию. Через Турцию, Болгарию и Сербию Бунин с Муромцевой прибыл в Париж. Путь был непростым. В «Жизнеописании» это отражено так: « Из Турции Иван Алексеевич и Вера Николаевна уехали в Болгарию. В Софии, куда они прибыли около 1 марта 1920 года, А. М. Федоров и П. А. Нилус познакомили их с болгарскими литераторами: с профессором Баяном Пеневым, который превосходно знал русскую литературу, и с его женой Дорой Габбе – известной поэтессой, восхищавшейся талантом Бунина, а также с Александром Дмитриевичем Дзивговым. Бунина с женой поселили, как сообщает болгарский писатель С. Чилингиров, «как большинство русских эмигрантов, в гостиницу “Континенталь”, на углу улиц Леге и Ютементина. Эта гостиница была превращена болгарскими властями в чисто русский дом, с чисто русским управлением, в котором беженцы едва ли не пользовались правами экстерриториальности … Смешение возрастов, сословий, служебных и общественных положений не раз приводили к столкновениям, еще больше увеличивавшим хаос в гостинице, похожей на растревоженный улей… В такую среду попал Бунин тотчас после приезда в Софию. В силу того пиетета к писательской личности, который был присущ русским интеллигентам, ему были отведены две комнаты, одна против другой, с очевидным желанием создать для него приемлемую, более домашнюю обстановку».

В Болгарии для Бунина жизнь началась с приключений: он был начисто обворован и остался без средств к жизни. При этом похищены были три золотые медали, полученные им от Академии наук вместе с Пушкинской премией. В то же время судьба, писал Бунин, оказалась «удивительно великодушна: взяла с меня большую взятку, но зато спасла меня от верной смерти». В театр «Одеон», куда он был приглашен – в первые ряды – на лекцию известного тогда журналиста И. Я. Риса, во время которой произошел взрыв под сценой театра, он опоздал.

Бунин был приглашен также «на вечернюю пирушку» к С. Чилингарову, где был и военный министр. Чилингаров прочел Бунину «по-болгарски несколько его стихотворений. Переводы понравились ему… Завязался разговор о влиянии русской литературы в Болгарии. Оно показалось Бунину исключительным и совершенно неожиданным. Каждый новый факт трогал и волновал его до слез.

Федоров и Нилус… показали ему на мои книжные полки.

– Убедитесь сами!

Бунин встал и начал всматриваться в ряды книг: Толстой, Чехов, Пушкин, Лермонтов…

– Как, и первое издание „Записок охотника“?

– Да, и первое издание стихотворений Тютчева, – победоносно отвечал я, показывая ему русский экземпляр.

Бунин взял его в руки, раскрыл и стал читать вслух. Потом, захлопнув переплет, воскликнул:

– Александр Митрофанович, да ведь мы дома!

Бунина просили читать лекции по новой русской литературе в Софии, его приняли в Совет университета „академиком“ и „профессором“». Тогда он еще не знал – не решил окончательно, – останется ли в Болгарии.

В середине марта, прожив восемнадцать дней в Софии, он уехал в Белград. Газета «Заря» сообщала 19 марта, что Бунин «выехал на несколько дней в Белград». Болгарское правительство предложило бесплатный вагон и немного денег. Путь был долгий, тяжелый, вагон «поежечасно и весьма грубо осаждали русские беженцы», – писал Бунин Баяну Пеневу 30 апреля 1920 года. В Белграде жить пришлось «в этом вагоне, возле вокзала на запасных путях, – так был переполнен в ту пору Белград».

 

Бунин в Париже. Первый русский Нобелевский лауреат

 

Неожиданно пришла из Парижа телеграмма Бунину от М. С. Цетлин, адресованная на русское посольство: «Виза в Париж и тысяча французских франков». Лекции читать в университете он не приехал. В Париж Бунины прибыли 28 марта 1920 года. Начались долгие годы эмиграции — в Париже и на юге Франции, в Грассе, вблизи Канн».

 

У птицы есть гнездо, у зверя есть нора.

    Как горько было сердцу молодому,

Когда я уходил с отцовского двора,

    Сказать прости родному дому!

 

У зверя есть нора, у птицы есть гнездо.

    Как бьется сердце горестно и громко,

Когда вхожу, крестясь, в чужой, наемный дом

    С своей уж ветхою котомкой!

 

    Став эмигрантом, решительно выступал против «ленинских заповедей». В 1927 году начал писать роман «Жизнь Арсеньева». Для Веры Николаевны наступили тяжелые дни. Бунин поселил в своем доме в качестве ученицы и помощницы Галину Николаевну Кузнецову (1900-1976). На самом деле, киевлянка Галина бросила мужа – офицера Д. М. Петрова, и стала жить с Буниным. Муромской ничего другого не оставалось, как смириться с любовным треугольником. Между тем, Галина стала известной поэтессой, писательницей, мемуаристкой. Жизнь с Буниным представлена ею в «Грасском дневнике». Галина рассталась с писателем только в 1942 году. А в 1949-ом – переехала жить в США.

 

    В 1923 году Ромен Роллан поддержал предложение о выдвижении Бунина кандидатом на Нобелевскую премию. Но он вписал три фамилии – Бунина, Горького и Бальмонта. Нобелевский комитет отверг всех. 9 ноября 1933 года получено известие, что Бунин стал Нобелевским лауреатом. Марина Цветаева оказалась среди тех, кто был против: «Горький – эпоха, Бунин – конец эпохи». На церемонию вручения премии в Стокгольм прибыли Бунин, его жена и Кузнецова. 10 декабря в конференц-зале Бунин выступил с речью. Он получил чек на 715 000 франков. Но пришло 2000 писем от нуждающихся – пришлось раздать им 120 000.

 

    А в самом начале 1934 года в Кишиневе вышел первый номер журнала «Золотой петушок». Это было невиданное для Бессарабии детище находившегося в Кишиневе Игоря Северянина и его местных друзей-журналистов. Редактором нового журнала «Золотой петушок» стал Леонид Григорьевич Евицкий, живший в Кишиневе в доме по улице Дм. Кантемира, 10А. Тут официально размещалась редакция и ее администрация. Участвовавший в издании журнала Игорь Северянин жил с 1934 года в доме Лидии Тимофеевны Рыковой. Дом находился на улице Подольской (ныне – улица Букурешть). 10 ноября 1933 года стало известно о присуждении Нобелевской премии русскому писателю Ивану Алексеевичу Бунину, проживавшему в Париже. И было решено выпустить первый номер журнала 21 ноября с сообщением об этом эпохальном событии. Но номер вышел только к 1 января 1934 года.

    Номер открывала статья уроженца Бендер, одесского друга семьи Буниных, ведущего театрального обозревателя газеты «Бессарабское слово» Владимира Осиповича Недзельского «Ивану Алексеевичу Бунину», посвященная вручению ему 10 декабря 1933 года в Стокгольме Нобелевской премии. Его жена писательница Елена Васильевна Недзельская (ур. Боскович) опубликовала очерк «Из воспоминаний» о соседстве с семьей Буниных в Одессе в 1918 году. Владимир Карлович Шмидт (1878-1938), следователь, сын известного городского головы Кишинева Карла Александровича Шмидта, стал ведущим рубрики «Литературные заметки». Здесь вышла его статья о судьбе современного русского писателя в связи с «Жизнью Арсеньева» Бунина. Лирико-автобиографическая книга опубликована в 1930 году. По мнению Бунина, именно с нею связано присуждение ему премии. Далее – представлен новый вариант рассказа Бунина «Третий класс», написанного в 1921 году. Тут же – рассказ «Городок» Галины Николаевны Кузнецовой, проживавшей в семье Буниных. И, наконец, в журнале был напечатан медальон «Бунин» Игоря Северянина, написанный еще в 1925 году.

 

В его стихах – веселая капель,

Откосы гор, блестящие слюдою,

И спетая березой молодою

Песнь солнышку. И вешних вод купель.

Прозрачен стих, как северный апрель.

То он бежит проточною водою,

То теплится студеною звездою,

В нем есть какой-то бодрый, трезвый хмель.

Уют усадеб в пору листопада.

Благая одиночества отрада.

Ружье. Собака. Серая Ока.

Душа и воздух скованы в кристалле.

Камин. Вино. Перо из мягкой стали.

По отчужденной женщине тоска.

 

   Но свиделись они только в 1938 году, когда Бунин совершал турне по странам Прибалтики. Этому и посвящен очерк Северянина «Моя первая встреча с Буниным».

 

В 1937 году Бунин посетил Югославию. 19 августа отметил в дневнике: «Венеция. Вчера приехал сюда в пять часов вечера с Rome Express. Еду в Югославию» . Божидар Борко встретился с Буниным в Любляне и опубликовал 31 августа в газете «lutro» («Утро») свою беседу с ним. Бунин тогда сказал: «Этим летом меня соблазнила ваша Адриатика, я приехал в Дубровник, откуда меня прогнала, кроме переполненных отелей, плохая погода. По дороге я осмотрел Далмацию, которая впервые раскрыла передо мной свое своеобразие: она красива и оригинальна, хотя совсем не похожа на французскую или итальянскую ривьеру; благодаря своей особенной ноте у нее есть будущее. Интересовали меня такие места на востоке и юге вашей страны, где встречаются Восток и Запад. Здесь мне вспомнился Константинополь, где я был тринадцать раз… На славонской равнине я не мог не вспомнить России, вернее Малороссии. Здесь, в Любляне, снова другое: город оставляет приятное впечатление, горы, леса, вся эта альпийская поэзия захватывает чужестранца и рождает в нем какое-то особенное ощущение природы и жизни…

После этого русский маэстро растроганно рассказывал, как хорошо приняли его в Белграде и с какой благодарностью он покидает нашу страну… Потом он вспоминал встречи с белградскими писателями на ужине в Пен-Клубе, изумительный суп и белое шумадийское вино, в котором весь гений этой зеленой страны».

 

Тоска по России

 

    Вторая мировая война побудила Бунина обратить все свое внимание на СССР. Он с надеждой на победу фиксировал каждое новое продвижение советских войск. Еще в 1941 году Алексей Толстой обратился к Сталину с просьбой о Бунине. Но умереть пришлось на чужбине.

    Работающий над «Летописью жизни и творчества И. А. Бунина» старший научный сотрудник, буниновед Сергей Морозов так говорит о писателе: «Фигура Бунина как прозаика и поэта в XX веке совершенно уникальна. Он завершал золотой век русской классической литературы, но при этом расширил берега этой полноводной реки, оставаясь в них. В этом, на мой взгляд, его самобытность и своеобразие».

 

    В 2020 году в России и за рубежом широко отмечалось 150-летие со дня рождения писателя. В Указе Президента РФ В. В. Путина о проведении праздничных мероприятий в России подчеркивалось, что Бунин внес «выдающийся вклад в отечественную и мировую культуру».

    И сегодня литературовед Зинаида Партис призывает: «Начните читать Бунина – будь то “Темные аллеи”, “Легкое дыхание”, “Чаша жизни”, “Чистый понедельник”, “Антоновские яблоки”, “Митина любовь”, “Жизнь Арсеньева”, и вами тотчас завладеет, зачарует вас неповторимая бунинская Россия со всеми ее прелестными приметами: старинными церквями, монастырями, колокольным звоном, деревенскими погостами, разорившимися “дворянскими гнездами”, с ее богатым красочным языком, присказками, прибаутками, которых не найдете ни у Чехова, ни у Тургенева…»

 

Поклонение Пушкину

 

    Бунин с уважением относился к Толстому, Чехову, Лермонтову. Но всматриваясь в жизнь и творчество самого Бунина, замечаешь его особый интерес к Пушкину. И этот интерес просматривается с детства, возрастает с каждым годом, особенно в зрелый период творчества писателя.

    Не удивительно, что пушкинские места на юге России – Кавказ, Крым, Одесса, Кишинев – он исходил всеми тропами поэта и воспринимал их глазами Пушкина. «А потом первые поездки на Кавказ, в Крым, где он – или я? – “среди зелёных волн, лобзающих Тавриду”, видел Нереиду на утренней заре, видел “деву на скале, в одежде белой над волнами, когда, бушуя, в бурной мгле, играло море с берегами” – и незабвенные воспоминания о том, как когда–то и мой конь бежал “в горах, дорогою прибрежной”, в тот “безмятежный” утренний час, когда “всё чувство путника манит” –

 

И зеленеющая влага

Пред ним и плещет и шумит

Вокруг утёсов Аю-Дага…»

 

   В статье «Бунин и Пушкин», посвященной 150-летию со дня рождения Бунина, Дмитрий Минаев очень точно заметил: «Острый интерес к Пушкину проявился у Бунина с детства. На протяжении всего писательского пути И. А. Бунин поклонялся трём творцам – Пушкину, Толстому и Чехову, и лишь в конце жизни присоединил к их именам имя Лермонтова. Однако, Пушкин всегда занимал в этом ряду особое место. В 20-30-е годы имя Пушкина всё чаще появляется на бунинских страницах, упоминается в интервью и разговорах. Пушкин был для Бунина не столько учителем и примером, сколько той верной мерой, которой можно было поверить всё – и собственное творчество, и тогдашнюю литературу, и судьбы России».

        В Париже действовал Пушкинский Зарубежный Комитет, созданный при участии легендарного пушкиниста Сержа Лифаря для чествования 100-летия со дня смерти поэта, по просьбе Лифаря Бунин стал его активным членом еще в 1935 году.

    «Драгоценно было мое сближение с Иваном Алексеевичем, происшедшее в 1937-м, юбилейном году, – писал Сергей Михайлович Лифарь 6 февраля 1974 года, – когда весь мир праздновал столетнюю годовщину смерти Пушкина.

Благодарственную речь мне от имени Мирового Пушкинского Комитета составил и произнес Бунин. Тогда же он вручил мне золотую медаль с изображением Пушкина, присужденную мне за мной устроенную Пушкинскую выставку в Париже».

В своей речи тогда Бунин сказал: «Пушкинский Комитет в лице вашем чествует одного из самых молодых членов, и мы горды сознанием, что именно один из младших участников нашего общего Пушкинского дела оказался достойным быть особо отмеченным в эти дни всемирного Пушкинского прославления. В русском зарубежном поминовении Пушкина вам досталась совсем особая роль, подлинно Пушкинская миссия. И с этой, возложенной на вас миссией вы справились прекрасно и вдохновенно.

Пушкинский Комитет уже имел случай не раз выражать вам свою признательность за ваше ревностное участие во многих его начинаниях. Ибо ни одно из больших парижских прославлений Пушкина в эти последние годы не прошло без того, чтобы ваше имя не украшало Пушкинские артистические программы. На праздниках Пушкинского искусства неизменно торжествует и ваше вдохновенное искусство, искусство замечательного артиста, творца танца и хореографии. Первый танцовщик и балетмейстер Парижской Оперы, всемирно прославленный и излюбленный всем Парижем, вы, Сергей Михайлович, не забыли своей кровной связи с Россией и с русским народом, и культу величайшего русского гения себя всецело посвятили. В этом Пушкинском служении здесь, вне Русской Земли, перед лицом иностранцев, вы сумели добиться прямо поразительных результатов, побудив многошумный, живущий иными помыслами Париж заинтересоваться великим творчеством Пушкина среди тревог и забот, обуревающих сейчас мир.

Но ваша заслуга, Сергей Михайлович, не только в этом. Пушкинский Комитет не может не отметить и другого вашего бесспорного достижения в области русского Пушкинизма. На вашу долю выпало счастье стать обладателем драгоценных Пушкинских реликвий – писем великого русского поэта, во французских подлинниках, остававшихся неизвестными до того, как они перешли к вам, а вы не оставили их под спудом. Приобретя их, и тем, может быть, спасши их от рассеянья и забвенья, или безвестности еще на долгий срок, вы сделали их общим достоянием. Вы воспроизвели их в фототипическом обличии подлинников в издании “Письма Пушкина к Н. Н. Гончаровой” подобно тому, как еще до этого ранее общим достоянием стало и Пушкинское предисловие к “Путешествию в Арзрум”, найденное вами в Париже. Этим бережением и умелым воспроизведением Пушкинских страниц вы оказали большую, бесспорную услугу Пушкинизму, русской науке, русской культуре. Ваше юбилейное издание “Евгения Онегина” явилось новым подарком русской эмиграции.

И, наконец, ваша Пушкинская выставка. Несомненно, что выставка “Пушкин и его эпоха” явилась совершенно исключительным и блестящим завершением всемирного прославления Пушкинского гения. Только на нашей родине было бы возможно создание того, что возникло здесь в Париже в эти дни по вашей прекрасной инициативе и с вашей жертвенной готовностью служить культу Пушкина… В своем стремлении сделать Пушкинскую выставку достойной Пушкинского гения, вы сумели объединить около себя опытных и преданных Пушкинскому делу сотрудников. Так утвердили вы на некоторое время в самом сердце Парижа настоящий Пушкинский Дом, наш русский Пушкинский музей и смогли тем самым открыть и иностранному миру блистательные страницы русского творчества, русского искусства, русской культуры, осененные гением великого русского поэта…»

 

Восьмого февраля 1937 года в Париже вышла однодневная газета «Пушкин», Бунин опубликовал в ней посвященную Пушкину главу из «Жизни Арсеньева». Бунин мечтал написать второй том «Жизни Арсеньева». 7 сентября 1940 года отметил в дневнике: «Нынче проснулся с мыслью, которая со сна показалась ужасной: “Жизнь Арсеньева” может остаться не конченной! Но тотчас с облегчением подумал, что не только “Евгений Онегин”, но не мало и других вещей Пушкина не кончены…»

Виктор Кушниренко, пушкинист

Новости на Блoкнoт-Молдова